Чертова погремушка | страница 43



И вдруг что-то темное показалось в глубине кладбища. Как будто ползло между покосившимися крестами мерзкое бесформенное чудовище и протягивало ко мне щупальца. Я открыла рот, чтобы закричать, но горло перехватило спазмом. Попыталась перекреститься — рука бессильно упала. С трудом сделала два шага назад, споткнулась о камень и упала.

Я лежала на ровной площадке, поросшей мхом и клочковатыми кустиками травы. Лежала и с ужасом наблюдала, как тянутся ко мне сгустки темного тумана. Тянутся и не могут достать — как будто натыкаются на невидимую преграду. Не сознавая, что делаю, я нащупала камень и бросила в клубящуюся массу. Чудовище мгновенно подобрало щупальца и отползло туда, откуда появилось.

Переведя дух, я уткнулась лбом в землю — странно твердую. Поскребла пальцем мох и увидела камень. Я лежала на растрескавшемся, затянутом землей и заросшем фундаменте разрушенного здания.

Так здесь, наверно, и была сгоревшая церковь, подумала я. Да, именно здесь, на кладбище, где же еще. И именно это освященное когда-то место спасло меня от замогильного мрака. Похоже, найдя и забрав с собой чертову «погремушку», мы с Костей впустили в свою жизнь тот самый мистический ужас, над которым большинство людей смеются и который считают выдумкой.

Спасо-Преображенская церковь… В детстве единственным церковным праздником, дату которого я знала так, что могла бы и во сне сказать, было Преображение. Яблочный Спас. Папа категорически запрещал бабушке забивать мне голову «религиозным бредом», но кое-что все-таки сквозь жестокую цензуру проскальзывало. Хотя и в довольно странной форме.

«До Яблочного Спаса яблоки есть нельзя», — категорически говорила мне бабушка.

«Почему?» — спрашивала я.

«Потому что нельзя. Будешь есть — потом в раю яблок не дадут».

«Почему не дадут?»

«Потому что надо слушаться и все делать вовремя. Мне так еще моя бабушка говорила».

Я шла к настенному календарю и рисовала рядом с квадратиком 19 августа яблочко. Яблок у нас на даче в те годы было страшно много, самых разных. И я любила их больше всех других фруктов. И хотя к середине августа многие уже подмигивали румяными бочками, я терпеливо ждала Спаса.

«Почему Спас?» — спрашивала я бабушку.

Она оглядывалась, не слышит ли папа, и говорила вполголоса: «Потому что в этот день Христос показал людям, что Он — Бог. А Христос — Он и есть Спаситель. То есть Спас».

«А еще Он разрешил есть яблоки, — добавляла я с умным видом. — И Ему за это все говорили "Спасибо"».