Пятиреченским его назвали с известной натяжкой. Настоящих речек тут было всего две — Лыхва побольше и Соньга поменьше. Они текли с двух сторон села, но в десяти километрах к северу Соньга впадала в Лыхву. Остальные три были просто ручьями. У Гончарного когда-то давно жил местный горшеня, а на Мыльном было удобное место для стирки белья. Оба они впадали в Лыхву. Впадающий в Соньгу назывался Малым и летом обычно пересыхал.
— Это уж в двадцатые назвали село Пятиреченским, — вздохнула Лукерья. — А так было Спасо-Преображенским. Церковь тут была — Преображения. Большая, красивая. Бабка мне рассказывала.
— А сейчас?
— А сейчас никакой нет. Та деревянная была — спалили. По большим праздникам в Демидово ездим, за сорок километров.
Просидев у Лукерьи часа два, я спохватилась, что пора и честь знать. Провожая меня до ворот, она вздохнула:
— Видала брата твово вчера. С Веркой. Да все видали. Вот дура баба, вот дура-то. Генка-то ее так любит. А теперь чо? Пропадут оба.
Я промолчала. Лучше б нам было сюда не приезжать. Я с самого начала это знала.
— Хотя понять ее можно, — пожевала губами Лукерья. — Ты девка на лицо приятная, а вот брат твой — тот… справный. Справный мужик.
Я даже споткнулась на ровном месте. Из нас двоих «справной» всегда была я. А Костя — просто недоразумением. И вот пожалуйста. Сначала на него набросилась Верка, теперь эта старуха называет его «справным мужиком». Что происходит-то? Неужели действительно страдания по поводу несбывшейся надежды сделали его таким интересным? Да нет, не может быть. Может, просто местные бабы ничего слаще морковки не едали? Или во всем виноват чарующий флер далекого большого города?
Теряясь в догадках, я побрела по улице за село и, только перейдя по деревянному мостику Мыльный ручей, спохватилась, что забыла у Лукерьи лимонад и печенье. Возвращаться не хотелось. Погода портилась, время от времени срывались капли дождя, но я упорно брела вперед — не идти же к аэропорту, чтобы сидеть под закрытой дверью и слушать счастливые вопли этих двух придурков!
Дойдя до развилки, я остановилась. Направо дорога через переезд уходила за одноколейку, налево за деревьями виднелась серая деревянная будка. Мне стало любопытно, я пошла к ней и очутилась на кладбище — старом и неухоженном. На дверях будки, видимо, кладбищенской конторы, висел замок.
Здесь была странная, давящая тишина. Даже птиц не было слышно. Даже ветер не шумел в верхушках деревьев. Мне стало не по себе. Захотелось побыстрее уйти, однако ноги словно налились свинцом.
