Когда мы добрались до нашего офиса, Зигфрида там не было, но на каминной полке лежала записка для Тристана. В ней говорилось: «Тристан, езжай домой. Зигфрид».
Так уже случалось и раньше, ведь в Скелдейл-хаусе не хватало всего, но особенно кроватей и одеял. Когда прибывал неожиданный гость, Тристан собирался и уезжал к матери в Бротон. Обычно он без возражений садился на поезд, но в тот вечер получилось иначе.
— О боже, — сказал он. — Видимо, вечером кто-то приезжает, и, конечно же, именно я должен исчезнуть. Чертова традиция, должен сказать! Но каково послание! Есть у меня личные дела, нет у меня дел — это неважно. О нет! Даже вопроса не ставится, а удобно ли мне? Просто — «Тристан, езжай домой». Как вежливо и продуманно, не так ли?
Вообще не в его привычках было так заводиться. Я попытался успокоить его:
— Послушай, Трисс. Может быть, мы пропустим эти танцы? Ну не последние же они.
Тристан сжал кулаки.
— Почему я должен спускать ему такое обращение со мной? — Он весь кипел от злости. — Все-таки я — человек, не так ли? У меня — своя жизнь, и я не поеду вечером в Бротон. Я собрался на танцы, значит, я пойду на танцы, черт бы меня побрал.
Слова повисли в воздухе, но меня охватило чувство тревоги.
— Минутку. А как быть с Зигфридом? Что он скажет, когда вернется и обнаружит тебя в доме?
— К черту Зигфрида! — сказал Тристан, и я оставил его в покое.
Зигфрид вернулся, когда мы переодевались на втором этаже. Я первым спустился вниз и обнаружил его сидящим у камина и погруженным в книгу. Я ничего не сказал, а просто сел рядом и стал ждать взрыва.
Через несколько минут вошел Тристан. Он тщательно перерыл свой небогатый гардероб и теперь блестяще вы
глядел в своем сером костюме с чистым воротником рубашки, тщательно выбритый и причесанный.
При взгляде на него лицо Зигфрида залила краска.
— Какого черта ты тут делаешь? Я же сказал тебе отправляться в Бротон. К нам приезжает Джо Рэмедж.
— Я не мог.
— Почему?
— Не было поездов.
— Что значит — не было поездов, черт возьми?
— А вот так — не было.
Эта перебранка пробудила во мне обычное внутреннее напряжение. Разговор принимал традиционную форму: краснолицый Зигфрид задыхался от гнева, а его брат хранил бесстрастное спокойствие, ведя оборонительный бой с мастерством, отточенным за многие годы.
Зигфрид опустился в кресло, подумал некоторое время, держа брата на прицеле своих прищуренных глаз. Красивый костюм, прилизанные волосы и начищенные ботинки, казалось, служат для него дополнительным источником раздражения.
