Как началось? Когда? Я знаю, когда началось у меня. Прямо вот до минуты. Не было ничего и в помине, вообще. Потом вдруг раз – и включилось. Что включилось, кто включил? Я не знаю.
А сначала, значит, ничего не было.
На следующее утро после дня рождения режиссёра Андрея мне было очень плохо.
Во-первых, от количества алкоголя выпитого за ночь.
Во-вторых, у меня украли мобильный телефон.
Не то, чтобы вытащили из кармана, нет. Я оставила его в такси, в котором возвращалась домой. Вот до того, как я села в машину, телефон был. А в тот момент, когда вошла в квартиру, его уже не было.
В пять утра, возвращаясь с банкета, трудно контролировать каждую мелочь, вроде минуты, когда телефон выпадает из сумки. Тем более, если учитывать, что в силу некой внутренней своей неспокойности я запьянела в этот вечер со второго глотка. Но есть внутри меня некая сила, которая включается в тот момент, когда ничего уже не работает, и заставляет меня доехать до дома, умыться, надеть пижаму и лечь в постель чистой, незамутнённой девочкой. Эта сила надоумила меня по приезду проверить наличие в сумке телефона и зафиксировала его в ней отсутствие.
Бросившись к стационарной трубке, я начала названивать на свой номер в надежде, что таксист еще далеко не уехал и, обнаружив мой телефон на заднем сидении машины, обязательно вернётся, чтобы мне его отдать. На два моих звонка ответа не последовало, а на третий телефон отключили. Я билась еще некоторое время в конвульсионной надежде, что это – недоразумение, и телефон мне вернут, но проснувшись утром с дикой головной болью, осознала всю тщетность своих ожиданий.
И трудно было определить, чего жаль больше: сам телефон, который стоил мне некоторую сумму, фотографий с Иваном во время репетиций или сообщений от знаменитости, которые в нем хранились.
С неторопливым, но крайне болезненным осознанием себя в пространстве осторожно двигалась по квартире. Постепенно стала оживать память, и те разговоры, которые я вчера вела, неумолимо восстанавливались до деталей, вылезая на свет своими уродливыми углами, полной своей неуместностью.
Вспомнилось, как ввязалась в дискуссию с известным когда-то артистом, как уверяла его, размахивая руками, в том, что зря он открещивается от популярного фильма, который сделал его знаменитым: фильм замечательный и работа его в нем хорошая. Артист, сам неслабо поднабравшийся, обнимал меня по-мужски за плечо – это когда не по-братски, а со значением – и повторял одну и ту же фразу: «Это потому что я – актер очень хороший».
