Благодаря за приют, Володя горячо сжал руку Окуми, хотя тот, кажется, и не привык выказывать таким образом свои чувства.
Простился с теми дровосеками, которых встретил возле барака, и вместе с Хабаровым отправился вглубь таежной чащобы.
Оглянулся и увидел Окуму. Тот стоял и хлопал в ладони. Он просил у Духа счастливого пути…
Утренняя тайга была неприветливая и хмурая. Она была будто мертвая, застывшая. Не чувствовалось ветерка, не шевелилась темно-зеленая хвоя.
Тайга спала. Она просыпается ночью. Тогда она полна сдержанного шепота и таинственного шелестения. Тогда просыпаются ее вкрадчивые жители, и их зеленые глаза светят, как фосфорическое сияние гнилого пенька.
Хабаров шел впереди. Он уверенно продирался сквозь чащи, иногда оглядывался на Володю, будто хотел убедиться, что тот не отстает. Вскорости вышли к ручью и долго шли вдоль его русла, пока тот не повернул куда-то в сторону.
Все чаще случались таежные сопки, покрытые лиственницами. Все более сопки были высшие и высшие, и вот Володя увидел настоящую гору, что поднималась возле небольшой речной долины.
Долина заросла осинами и березами, кустами бузины и шиповника. Высокая, по пояс, густая трава совсем скрывала узкую таежную речушку. Ее стальную ленту Володя увидел, лишь взойдя на склон сопки.
Они шли чуть заметной тропой, которая вилась вверх. Хабаров объяснил, что тропу протоптали звери, идущие ночью на водопой.
Склон сопки покрывали ели и пихты, но выше снова начался лиственный лес. Березы, осины и ольха стояли вокруг стеной. Тропа исчезла, и теперь Хабаров повел Володю напрямик. Он-таки в самом деле хорошо знал направление.
— Вы, наверное, бывали на границе? — спросил Володя. — Вы так уверенно ведете меня, что я…
— Бывал, — неохотное буркнул Хабаров, оглянувшись, и Володе показалось, что лицо его потемнело.
— Бывал. Там у меня некоторые дела… Там работает мой брат… тоже дровосек…
В обеденную пору сели под кустом дикой смородины. Гора осталась далеко позади, но впереди снова вставали сопки, одна круче другой.
— Нет, надо сначала поесть, — сказал Володя. — Натощак я не осилю те кручи.
Хабаров раскрыл корзину и достал жареного рябчика.
— Это наш Окума промышляет. У него есть охотничье ружье. Но охотится он редко, нет времени за работой.
В консервной банке был вареный рис.
— Я тоже привык к нему, вместо хлеба, — указал глазами на рис Хабаров.
Он поставил перед Володей бутылку.
— Саке, — сказал он. — Ее японцы пьют подогретой, но нам будет и так хорошо.
