Он был близок к обмороку, ему мерещились лица людей, отца, окровавленного, истязаемого. Отец молча подошел к Володе и протянул руку. Он ждал Володиной записки, потом тихо улыбнулся, погрозив пальцем:
— Не пиши! Слышишь! Ни слова!
И растаял, превратился на туман, поплыл над лужайкой…
Чуть позже загрохотал грузовик. Это приехал Инаба Куронума с Лихолетовым. Они сели на траву недалеко от Володи, и он слышал весь их разговор.
— Мы будем ждать, — сказал Куронума. — Он скоро станет совсем смирным. Он сделает все, что мы потребуем.
— Нет, он не сделает ничего, — возразил Лихолетов, — так как его не будет, его разорвут звери.
Громкое мяуканье прозвучало где-то совсем близко.
Володя дернулся. Никакого грузовика не было. Никакого Куронуми. Все пригрезилось. Но мяуканье повторилось. Это уже не видение. И снова заострились чувства, и глаза зорко уставились в темноту. Возвратилась ясность мысли. Недалеко был зверь.
Юноша теперь хорошо представлял свое положение. Он беззащитный, крепко привязанный к стволу. Его оставили одного в тайге, а вокруг — глухая ночь.
Что задумали самураи? Почему не расстреляли его? Ну, конечно, для того, чтобы он погиб другой смертью — от зубов и когтей диких зверей. Намерения японских контрразведчиков очень понятны. Завтра «найдут» в тайге растерзанный труп юноши, сына советского геолога. В этой смерти будут виновные только хищные жители тайги. И об этом напишут официально в протоколе японские врачи в присутствия десятка свидетелей.
Может, кто-то поинтересуется: как же попал юноша в тайгу? О, ответ уже приготовлен заранее:
«Юноша заблудился. Все очень просто. Пошел на охоту. А может, это была обычная прогулка. Полиция не брала на себя обязанности отвечать за каждый его шаг».
Мертвое тело покажут отцу. Это, вероятно, тоже заранее предусмотрено. И к убитому страшным горем человеку придет господин Куронума и начнет снова и снова требовать предать родину…
А может, и не так. Может, самураи решили подвергнуть его пытке страхом. Поседевший после ночи в тайге юноша согласится на все. Пусть он только подрожит всю ночь, как осиновый лист.
Ночная тайга жила своей таинственной жизнью. Отовсюду долетали до Володи шорохи и еле уловимые звуки. Может, это крадущиеся шаги неизвестного зверя, почувствовавшего беззащитного человека и блуждающего вокруг лужайки? Каждый раз, суживая круг, зверь медленно, но все смелее приближается к березе…
Володе казалось, что он слышит за спиной чье-то горячее дыхание, будто кто-то засопел недалеко в кустах, какие-то тени, как черные клубки, перекатывались через лужайку. Треск сухой веточки, падение где-то в глуши шишки с высокой пихты заставляли юношу невольно вздрагивать. Крайне напряженные нервы были как тугие струны, на которых отражался каждый шелест, любой даже чуть слышимый звук. Не раз Володя слышал предсмертные вскрики мелких животных, которые погибали в острых зубах таежных хищников. В особенности долго кричал заяц. Может, в его спину вцепилась сова. Он кричал, как маленький ребенок.
