Карафуто | страница 58
— Я думаю, что ты напишешь, парень, — нарушил тишину белогвардеец. — Сказать правду, мне тебя очень жалко, молодой человек. Это нелегко, умирать таким молодым. Может, ты не совсем представляешь себе, что это значит — умереть? А?.. А как хорошо вокруг! Прислушайся, парень. Тайга готовится спать. Выкатился на небо месяц. А какое благоухание! Запахи трав, сырой земли, хвои! Честное слово, я готов стать поэтом.
Голос Лихолетова эхом звучал в ночном лесу. И Володя ощущал, какая в самом деле вокруг тишина. Какая чрезвычайная тишина! Безумно хотелось жить. «Еще не поздно. Надо только написать отцу… Что написать? Ага, так.
Я больной… Хочу увидеть тебя… Хочу увидеть, хочу. Хочу жить!»
В нескольких шагах от себя Володя увидел три фигуры и три револьвера, нацеленные ему в лоб.
— Я считаю до трех. Раз… Два…
Лихолетов выдержал паузу. И в этот последний миг перед залпом у Володи мелькнуло: «Вот и все! Уже конец!» И вдруг все исчезло — и вечерняя тайга, и настороженная тишина, и даже три револьверных дула. Все исчезло, растаяло, опустело. Все стало как в тумане, вдруг все отодвинулось за тысячу километров.
— … Три!
Щелкнул залп. Юноша закрыл глаза, а когда через миг раскрыл их, снова увидел возле себя Лихолетова и двух полицаев. Лихолетов гадко ругался, а полицаи прикручивали Володю бечевками к стволу березы.
«Значит, они не убили меня? И эти выстрелы были направлены вверх?»
Всем телом овладела смертельная усталость. Прошло отупение, настала реакция. Голоса звучали глухо, будто находились где-то за толстыми стенами.
Словно в тумане Володя слышал, как затихал грохот удаляющегося грузовика. Лихолетов с полицаями уехал, оставив его привязанным к дереву.
Такое состояние длилось час, может — два. Вокруг стояла настороженная тишина. Володя понемногу оклемался. Месяц зашел ему за спину, но на лужайке в его лучах блестел каждый кустик. Бечевки сквозь рубашку туго врезывались в грудь, и от этого было трудно дышать.
Так истек еще час. Надвинулись тучи, зашелестела листа деревьев, месяц спрятался. Вокруг стало темно и страшно. Каждый гнилой пенек или куст казался теперь хищным зверем, который притаился, готовясь к прыжку. Руки у Володи были свободные, и он попробовал ослабить веревки на груди. Это ему не удалось. Каждое движение вызвало боль, от обессиливания дурманилось в голове.
Возникла мысль убежать. Но можно ли бросить отца в плену у самураев? Нет, это невозможно. К тому же не давала покоя тревога за судьбу отца. Что с ним? Наверное, его пытают. Да и есть ли такая возможность сейчас, чтобы бежать? Бечевки крепкие, а руки слабые. И все тело болит, ноет, ноги подгибаются. Володя уже не стоит, а повис на веревках.
