— Учащимся полагается свежий воздух. И духовная пища тоже. Согласен? Сегодня два варианта. Номер один — крутить пластинки у одной девочки. Мать с отцом в кино уйдут. Чай будет. Станцевать можно. Чудно танцует девочка. Номер два — кино «Ночи Кабирии». Заграничное. Про любовь и воров.
Петьке не хотелось к девочке. Он стеснялся с ними. Он просто молчал и потел. До того молчал и потел, что балдел, злился и убегал. А если не убегал, еще хуже было: ему казалось, что он пьяный мужик, и он начинал идиотски хохотать. Лапал скатерти и занавески, говорил гадости. А на другой день жалел, что нет пистолета.
Отсчитали пятьдесят копеек, пошли в кино. Хорошо идти в кино. Рядом длинный Глеб. С ним всегда можно молчать. С ним можно поругаться, если надоест молчать, купить бутылку «Сахалинского освежающего», который, говорят, страшно тонизирует, потому что на корнях аралии настоян, разделить сто граммов конфет, съесть у бабки Сидорченко вчерашние прокисшие щи. Глеб никогда не жадничает, не просит липшего.
У кассы Глеб поднялся на цыпочки, так, что стали видны порванные на пятках носки, изогнулся, влез головой в окно и грубовато сказал:
— Два билетика, девушка.
Наступило молчание. Петька не смотрел на афишу — пусть не думают, что это его касается: «Детям до 16 лет…» Это детям, которые с матерями живут, которых молоком утром поят, которые говорят: «Папочка, купи велосипед». А другие сами в столовую ходят, платят за квартиру бабке Сидорченко, продают корюшку…
Хлопнуло деревянное корытце в окошке, и Глеб выдернул оттуда два билета. Петька не удивился. Которые сами ловят корюшку… Потом, может, в космос полетят.
Теперь легче. Дождались, чтобы скопилась очередь, Мотька встал на носки ботинок, прикрыл глаза кепкой, пошел, качаясь, сбоку, подальше от контролерши, а Глеб сунул билеты. Получилось по-человечески — просто и толково. Только когда пробирались во второй ряд, чуть не попались на глаза Стелле Ивановне: она стояла в самом проходе и разговаривала с родительницей Зиночки-Льдинки. Зашли с другой стороны, сели и, пока горел свет, не снимали шапок, не вертели головами. У Петьки вспотела спина, ему казалось, что вот сейчас кто-нибудь толкнет сзади, скажет: «Ну-ка, дошестнадцатилетний…»
Но погас свет, и по экрану побежала девушка, с большими черными глазами, худенькая и очень нервная. Через минуту здоровенный парень толкнул ее в речку, схватил сумочку с деньгами, убежал. Девушку спасли, когда она совсем тонула… Вот она сидит на крыльце в своей Италии, обхватив руками плечи, смотрит из-подо лба черными несчастными глазами. Девушка хочет познакомиться с хорошим человеком, выйти замуж… В Италии живет Пепе, который из рассказа М. Горького, он поет песенку «Санта Лючия», ходит по берегу в широких краденых штанах, бросает в мальчишек яблоки. Теперь Пепе уже вырос, конечно, работает в Риме и, может, скоро увидит Кабирию. Вот бы он познакомился с ней и женился. Он бы не стал сумочку отнимать… Девушка отлично танцует, ее приглашают капиталисты, но все равно ей хочется кушать и выйти замуж. Потом ее привез домой богатый киноартист, ей так было хорошо у него. Она здорово наелась… Пепе каждый день кормил бы ее досыта. Много работал и кормил. Они бы купили себе домик у моря, возле тех камней, по которым прыгал Пепе, и лодку купили. Пепе пел бы песню и рыбачил, Кабирия продавала рыбу богатым и готовила обед. Потом Пепе сделал бы революцию, прогнал капиталистов в Америку, а Кабирия стала бы заведующей детсадом, и детишки пели бы песню про космонавта Гагарина… К девушке уже пристал другой тип, она смотрит на него черными несчастными глазами и не может угадать, что это просто тип. Такой никогда не сделает революции, такой только к девчонкам приставать умеет. Он сейчас вытворит какую-нибудь гадость. Он уже повел ее куда-то. Он ее ведет, но сейчас что-нибудь… Вот он уже вытворил — выхватил у нее сумочку и убежал. И ничего больше. Только огромные, на весь экран глаза Кабирии…
