Лето любви и смерти | страница 51



– Так сейчас поздно. Милиция уже закрыта.

– Наш полковник до ночи работает, – отрезает он.

– А где у вас эта… санкция на арест? – в последней отчаянной попытке выкрикивает Галчонок.

Парень достает бумагу с подписью и печатью.

– Я не убивала, – твердит Галчонок, умоляюще глядя на него. – Я только поселилась у старика, как велели… Не убивала я, клянусь!

И опять волчья усмешка изгибает тонкие губы парня.

– Да ты не боись, милая, никто тебя не обвиняет. Все расскажешь, как на духу, мы тебя и отпустим. Не кочевряжься.

Галчонок сломлена. Она без слов покорно залезает в машину, не ведая, что отдает себя на мучение и смерть, и «москвич» трогается в путь… И вот уже его огни теряются среди других летящих огней…

* * *

Королек

Сижу с Шузом в его холостяцкой берлоге и смакую черный кофе. И на улице и в комнате предгрозово сгущается мрак. Слышны оглашенные вопли детей. Птицы безмолвствуют.

– Давай, повествуй о своих приключениях, – требует Шуз, поправляя тонкими длинными пальцами очки. – Только чтобы было круто. Довольно розовых сиропчиков. Выдай что-нибудь с перцем.

– Послушай, Шуз. В первом подъезде твоей «хрущобы» жирует наркоторговец. В соседней «хрущевке» на прошлой неделе случилось кровавое душегубство. Ну и кто кому должен рассказывать о жутких злодействах?

– Королек, чертов мент, плевать мне на спятивший мир. Я существую в виртуальной реальности. Короче, не отлынивай, вливай в мои локаторы кошмарную историю.

– Экой ты… Ну, слушай, садист-интеллектуал. На днях случилось мне перейти дорогу одной банде…

– Нормальное начало, – кивает довольный Шуз, – приятно слушать.

– Схватились в заброшенном цехе. Кругом ржавые колеса, ремни, балки. Первым налетел их шестерка. Уши торчком, зубы вперед, глазенки косые.

– Китаец, что ли?

– Японец. Лапками сучит, каратеист. Дал ему пару раз, несильно, лишь бы отцепился, урод. Упал ушастый на хвост и затих. Тогда за меня взялся их волчара позорный. Весь в сером. Глаза горят. Зубы – во! Особенно резцы. С этим пришлось повозиться. Он хвать железный прут и машет, как заводной. И усмехается, падла. Шесть раз попал по груди и раз по почкам. На восьмой я уклонился, он ширк – мимо! – и угодил прутом между какими-то штуковинами. Пока вынимал, я вмазал ему справа. Он зашатался. Я ему с оттяжкой ногой по яйцам…

– Клево, – одобряет Шуз.

– Загнулся серый. Ну я, само собой, нижние его конечности проволокой скрутил, кнопку лебедки нажал, пацана под крышу и вздернуло. Повис вниз черепком. Может, и сейчас болтается…