– И Раскольников казнился, да еще как!
– Не верю я в терзания душегубов, – отрезает Королек. – Особенно тех, которые совершают злодейство не в порыве ярости, а по холодному размышлению. Кто знает, может, Родион Раскольников отмотал срок на каторге, женился на Сонечке, в университете восстановился, а потом еще одну теорию изобрел и пошел крошить людишек направо-налево. Он ведь больной был, с прибабахом, здоровому мысль насчет «право имею» в башку не взбредет. А если и взбредет, за топор не схватится.
– Сразу видать, что ты мент, – неприязненно цедит Воланд. – Родя человеком был, сложным, из света и тени. А что такое старуха-процентщица и придурошная Лизавета? Две скудоумные бабы, каких миллионы.
– А как же слезинка маленького мальчика? Помнится, скромник Алеша Карамазов крикнул, что убийцу мальчоночки казнить надо. Да еще затрясся весь. Или, по-твоему, ребятеночек – тоже мелочь безмозглая и, уж конечно, ни в какое сравнение со своим мучителем-генералом не идет?
– Хватит умничать, мужчины, – капризно заявляет Нинка. – Поговорим о приятном. О любви, например.
Но мужчинам точно вожжа под хвост попала, сцепились, как два волка, озлобленно перекрикивая громыхание ансамблика на крохотной эстраде.
Обрывается этот свирепый спор неожиданно. Прохаживающаяся среди столиков певичка, грудастая крашеная блондинка, внезапно усаживается на колени Королька и полноватой рукой в перстнях и браслетах обнимает его за шею. Он так и окостеневает с неловкой усмешкой. А я почти с материнским умилением думаю: «Эх ты, недотепа, вроде крутой опер, а тут чего растерялся?»
Воланд, неистово хохоча, призывает певунью на свои колени, заслужив убийственный взгляд Нинки, но дамочка так и заканчивает песенку, оседлав Королька. После чего, ласково потрепав мента по щеке, удаляется, покачивая бедрами, обтянутыми длинным, до пола, алым вечерним платьем с разрезом до трусиков, и дискуссия Воланда и Королька иссякает сама собой…
На улицу выходим около одиннадцати. Похолодало. Накрапывает дождь. Сказка осталась позади, фальшивая и сусальная. Перед нами неохватное пространство, полное размытых огней и тревожной ночной жизни огромного города, где, кажется, на каждом шагу подстерегают опасность и соблазн.
– Ну и поганец же этот поклонник дьявола, – не выдерживает Королек, когда мы с ним вдвоем оказываемся в недрах «жигуля». – У Булгакова сатана – великодушный рыцарь. А этот гаденыш только пакостит на земле. Ничуть не удивлюсь, если он пристроится к Нинкиным капиталам.
