Они пошли к портному и выбрали подходящую ткань. Абелю было забавно выбирать: коричневая двойка, серая двойка.
— Подкладка должна быть шелковая, — распорядилась Лолла, — как у молодого Клеменса. И еще весенний плащ. А теперь пойдем и купим шляпу.
Они пошли и купили шляпу, даже две шляпы, одну серую, а другую коричневую. Сорочки, командовала она, галстук, носки. А как насчет ботинок? И карманных часов? Между прочим, я видела, что у тебя на столе лежит револьвер, зачем он тебе понадобился?
Потом ему выдали на руки две сберегательные книжки, не куча денег, но суммы приличные, в каждом банке примерно одинаковые.
— Пусть каждый возьмет по книжке, — сказал он.
Но она не хотела этого.
— Пусть у каждого будет своя книжка.
— Но у меня есть ежемесячная пенсия. Они так решили.
— Молчи. Да, ты спрашиваешь, зачем мне револьвер? Я его просто так прихватил. Там, откуда я приехал, мы ходили в рубашках, штанах и с револьвером. Ты себе даже не представляешь, насколько это естественнее, чем иметь кучу платьев. Ты бы поглядела на Лоуренса, как он однажды нагишом поехал в Мексику, а вернулся разодетый и упился до чертиков и все раздарил. Вот как оно было. А теперь давай купим что-нибудь и на твои деньги.
— Нет! — вскричала Лолла прямо посреди улицы.
— Давай, давай, — сказал он, и глаза у него потемнели — у равнодушного и безразличного Абеля вдруг потемнели глаза.
— Ну разве что туфли, — сказала она. — На каждый день. Нарядные мне подарил твой отец.
Как-то утром он заглянул к Ольге. Здесь не было парадного входа с цветными стеклами и олеандрами в больших кадках, но зато была фарфоровая табличка с надписью «Адвокат Клеменс» и указанием часов приема. Дверь отворила служанка.
— Я к госпоже, — сказал он и вошел.
Первое, что он разглядел: она не сидит, и не читает, и не вскидывает на него мечтательные глаза, она коротко острижена, при сигарете, в комбинезоне и с красными ногтями. Мы, знаете ли, такие современные, и в голове у нас пусто, и у нас такая тощая шея, а груди и вовсе нет.
— Это ты, Абель? А муж еще в конторе у помощника судьи…
Абель, раскрасневшись, словно девушка:
— Я просто думал… ты поздоровалась со мной в погребке.
«Визит, значит» — вероятно, подумала Ольга.
— Тогда прошу садиться! Да, я тебя сразу узнала. Ты, конечно, очень изменился, но все-таки похож на себя. А теперь, значит, вернулся домой. Ты здесь и останешься?
— Вот уж не знаю.
— У нас многое изменилось с тех пор, как ты уехал. Тебя сколько не было?
