«Отлучить, — Александр Сергеевич внутренне содрогнулся. — Это надо же до такого додуматься!»
— Алька спросил, как стать смелым. Точнее, в его понятии, это значило: как стать настоящим человеком. Что нужно для этого сделать.
Анна потупила взор, покачала головой, потом… заплакала.
— Папа… ты прости… Со мной всегда так… Сам же знаешь… Не обращай внимания.
Александр Сергеевич зачем-то снова глянул на застывшие за окном тучи.
— Я сказал ему, что для того, чтобы стать сильным и мужественным, нужно совершить настоящий поступок. Анна, твой сын — повзрослел. А мы этого даже не заметили, закинувшись мрачными буднями. Всё Алька да Алька, а к нему уже иной подход искать нужно, несмотря на то, что он всё ещё несмышлёный озорник. Временами на поверхность уже выглядывает сознательность и вот тут уж нам самим недозволительно совершать ошибки — иначе не на тот путь наставим. А что тогда будет, не мне тебе объяснять. Так что незачем мне никуда ездить, тем более, сейчас. И дело вовсе не в тебе, а в Алексее — за ним сейчас глаз да глаз нужен. А ты лечись, отдыхай и не гони, слышишь, не гони костлявую! Точнее гони её прочь, пока она не влезла в твою голову целиком!
Александр Сергеевич замолчал и двинул к своей табуретке.
Анна схватила отца за руку.
— Папа. Спасибо тебе. За всё спасибо!
Алька сидел за столом и разукрашивал последнюю тетрадную страницу — так делали все одноклассники, напрочь игнорируя замечания учителей. Своего рода, единый подростковый протест против ненавистного режима принуждения. Добиться чего-то подобным образом естественно не представлялось возможным, но ощущение всеобщего неповиновения только лишний раз поднимало собственную самооценку.
Альке нравилось просто рисовать, а потому принципы школьных друзей его мало заботили. Тем более, общеизвестно: не кусай руку, что тебя кормит — точнее, учит, — потому что, в противном случае, помощи на контрольных ждать будет просто не от кого. Надежды на шпаргалки так же могут легко кануть в небытие, а о том, что будет в этом случае, не хотелось даже задумываться.
Алька предпочитал видеть свою жизненную позицию между двумя крайностями — не тихоня-отличник и не бездарь, какой, отъявленный, — но всё равно не мог с собой ничего поделать. К рукам словно привязали две неразличимые ниточки и с наслаждением дёргали за них, любуясь тем, как безропотно отзывается на каждый очередной позыв податливое человеческое тело. Кем были эти шутники, Алька естественно не знал, но был уверен, что те всегда рядом — поджидают момента, когда можно будет снова посмеяться всласть.
