Она рассказала мне о колледже, где провела детство и юность, о ледяных полах, о том, как они воровали на кухне кусковой сахар и спирт. Именно тогда она начала курить и впервые услышала о мастурбации.
– Ночью мы таскали свечи и засовывали под одеяла. Другого тогда не было.
Я вслушивался в звук ее глубокого голоса, в котором иногда проскальзывали высокие нотки.
– У нас в пансионе была одна симпатичная девочка с толстыми косами, она никогда не сидела без дела. Потом стали ходить слухи, что она быстро устает, что вроде у нее сифилис. Никто толком не проверял, но для нас это стало настоящим шоком. Сестры поселили ее в отдельной комнате, куда никого не пускали. А потом выяснилось, что у нее сбой иммунной системы. Она вся покрылась красными пятнами.
– Как ее звали?
– Катарина Эбигейл.
– Как называлась эта болезнь?
– Тогда ее называли «the great imitator»[29].
Я улыбнулся, подумав о двусмысленности такого названия. Джина прозвала меня «the great pretender»[30], позаимствовав это из песни. Скуластое лицо Джины напряглось и выражало сочувствие.
– Эта болезнь имитировала другие, вот почему ее так называли.
– И сифилис тоже?
– Думаю, да. То, о чем ты говоришь, очень похоже на волчанку.
– Волчанку?
– Lupus[31] – одно из названий этого вируса. Но я называю его «волчица».
Она выключила свет, и мы спустились по лестнице. Я взял ее под руку и проводил до перекрестка.
– И что случилось с Катариной Эбигейл?
Она промолчала и вздохнула:
– Это было очень давно…
Я поцеловал ее и погладил по лицу.
– Угрызения совести, не переживай, милый. Доброй ночи.
В тот вечер к нам пришли Кнут и старушка Бетти. Ицуми накрыла на стол, расставила новые светло-серые тарелки, испекла хлеб на дрожжах. Бетти принесла ей в подарок всевозможные баночки с кремом: она держала в Фулхэме магазинчик натуральной косметики. Девушки закрылись в туалете, а когда вышли, лицо Ицуми было покрыто белесым кремом. Точно на ней была маска, какие надевают актеры театра «Но», когда наклоняются к зрителю, чтобы сообщить ему нечто страшное.
– Это похоже на солнечный ожог, милая, у меня было что-то такое в прошлом году после Испании.
– Или огонь святого Антония.
– Да нет, Кнут, антонов огонь нисходит на грудь или на спину, а не на лицо.
Бетти сильно поправилась, она почти ничего не съела, но выпила немало. Она все время бегала на кухню и смешивала себе коктейли. Ее роман с Харли подошел к концу. У них были потрясающие отношения, о таких можно только мечтать. Эти двое перепробовали все на свете: мужчин и женщин, обмен партнерами, садомазо. Бетти была из той, старой жизни, это она, рыжая красотка, стояла с Ицуми в вечер нашей встречи на пришвартованном у берега пароме. Тогда я бы с удовольствием пригласил ее пошататься со мной по клубам ночку или две.
