— Так значит все это не больше, чем игра воображения? — Семен скрипнул зубами. — И Микита, и Федюня, и еще двое с распоротыми животами, и еще с десяток покалеченных, так?
— Как тебе объяснить, — Всевед ожесточенно зачесал в затылке, — поскольку мир тот мнимый и от вашего как бы отраженный, то многое, что в вашем является вещами пустяшными, незначительными, в нем очень большую силу приобретает. Пойми, мним он только для вас, да и вы для него тоже, однако внутри себя он вполне реален, и раз он уже вошел в ваш, то никуда от него вам теперь не деться. Он теперь — реальность. Взять, скажем, такое нематериальное понятие, как вера. Вера человеческая очень большую силу имеет. Ибо то, что в вашем мире вам только мерещится, в моем преспокойно живет и здравствует. И чем сильнее вера в него, тем большую силу оно приобретает, так что может порой и из мнимости своей вырваться и в ваш мир прорваться. Однако тут оно долго не продержится — среда для него реальная враждебна. И нужно, чтобы чересчур уж много людей в него поверили, чтобы ему силу и ярость истинную обрести. Так-то, сынок. Бывали времена — и верили вы в невиев, лешаков, кикимор разных, в русалок, в змеев летучих, и являлись они порой к вам, и вредили со всею злобой и коварством, какой вы их наделяли, но быстро и исчезали, потому что сильней их в душах была вера в радуниц добрых и в суровых богов, коим в капищах вы поклонялись. Но времена те прошли и поверили вы в бога единого и в черта ему противного во всем, и в ангелов, и в бесенят. И потому старая нечисть отступила, а новая — пришла, от нее и столь многие чудеса, что на Руси великой творились.
— К черту! — Семен резко взмахнул руками, будто отгоняя привидевшийся страшный сон. — Брехня все это! Мы, конечно, за союз с религией, но без всякой мистики или там сектанства. В Бога мы верим, но никакого сатанизма на вверенной нам территории не допустим. И все! — он стукнул кулаком по столу. — А религия твоя — опиум! И бога нет! Черта — тоже! Наука все это доказала!
— В науках я слаб, — сказал Всевед, сокрушенно качая головой. — Вся наука, которая в твоем доме лежит, — он поглядел на небольшую полку с книжками и старыми учебниками, пылившимися в углу, — та только в меня и вместилась. Однако, сдается мне, что не та наука, которая раз и навсегда ответ на все вопросы дала, а та, которая эти ответы каждый день ищет и в них сомневается. Ты же своими глазами видел и кровь, и страдание, и смерть. Они реальны, пусть же и их твоя наука объясняет. А пока ваши ученые о том гадать будут, я тебе скажу: то, что народ ваш от старой веры отказался и уверовал в единственно реальный мир и в единственно реальное будущее благо — было великим ударом по мнимому миру. Хотя и тьма-тьмущая вашего народа за эту новую веру перемерло, но чем более страдал народ, тем больше и верил. И без веры этой вы бы ни в войну не выстояли, ни страну свою не отстроили бы. Но время прошло — и разуверились вы в былых идеалах, а новых так и не обрели. Старых богов вы порушили, а новых не создали. Вот тут-то и достаточно было одной трещинки, одной слабинки в стене, разделяющей миры ваши, чтобы плотину вашу прорвало, и мнимость хлынула на вас, с каждым мгновением все более и более овеществляясь. А все потому, что нельзя веровать лишь в карман набитый, в колбасу копченую, в добро свое неправедными трудами нажитое. Не для того человек создан, чтобы жрать да спать, а для того, чтобы силой своего духа великие дела творить!
