Посмотрев на небо, на землю, на вход в кафе, и снова на Леонида, Фотина сказала:
– Поеду. У меня сын. Да и мать. Нельзя же так. Поеду. А как зовут…
– На месте разберетесь. Вам нужен глава отдела.
– Которого?
– Любого. Они все друг друга знают. Хотя … подождите.
Он достал мобильный телефон и некоторое время что-то в нем высматривал.
– Отменяется Исаакиевская, – сказал он. – Прошу прощения. На улицу Чайковского, дом Двадцать Восемь. Тоже не очень далеко. Берите тачку.
– Я…
– Понимаю, стеснение в финансах. Минутку.
Он набрал номер, и когда на другом конце ответили, сказал:
– Марик, вуатюр нужен прямо сейчас, возле «Гусарской Радости». Даю тебе девяносто секунд.
Через две минуты черное Ауди остановилось у поребрика. Леонид встал, сделал знак шоферу, чтобы тот опустил стекло, и сказал:
– Это для меня, дядя Федя. Чайковского Двадцать Восемь. По Литейному не езжай, там сейчас авария и пробка.
И распахнул галантно заднюю дверь.
Фотина села в вуатюр. Дядя Федя пошуровал переключателем скоростей и вуатюр плавно покатился по незнакомым Фотине улицам.
– Х … ерунда это все про Литейный, – сказал ворчливо дядя Федя. – Все наш Лёнька выдумывает, городит, хочет умным казаться перед братом.
У самого поворота на Литейный в моторе что-то грохнуло, из-под капота пошел пар и дым, и вуатюр остановился на перекрестке, заблокировав часть движения. Тут же образовалась обещанная Леонидом пробка, так что Леонид оказался отчасти прав.
– Я починю, но не сразу, – сказал Фотине дядя Федя. – Тут раздумье требуется. Так что, барышня, ежели желаете на трамвайчике – так ведь вот он, прямо здесь и останавливается. Вон в ту сторону вам ехать. Вон он как раз громыхает, а вожатая какая красотка, как из кино, хоть сейчас бы женился, да нету денег на фрак. Прямо до Чайковского и довезет вас прекрасная вожатая с превеликим умиротворением.
В министерской приемной толпились какие-то люди, некоторые подозрительного вида. Фотина стала наводить справки – кто главный, кто заместитель, с кем нужно говорить. Никто ничего не знал и не понимал и понимать не желал. Она кидалась в кабинеты – ее останавливали. Она спрашивала и умоляла. В ответ пожимали плечами. За полчаса попыток прорваться хоть к кому-нибудь, или хотя бы попасть в какую-нибудь очередь, она очень устала.
Присев на кресло в вестибюле, Фотина уперлась локтями в колени, голову положила на руки, и заплакала.
Неподалеку от нее возле стены стояла пара – фрау лет шестидесяти, в дорогом костюме, и мужчина, не достигший еще тридцатилетнего возраста, в стильных брюках, прекрасного покроя пиджаке, и мягких, элегантных ботинках. Тихо беседуя с дамой, молодой человек водил рассеянно глазами по сторонам – и вдруг увидел Фотину.
