Наваждение - Владимир Дмитриевич Романовский

© Владимир Дмитриевич Романовский, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

А жила однажды, дамы и господа, не очень молодая женщина невысокой степени привлекательности, но не уродина. Жила она в городе Петербурге, в Российской Федерации; от Москвы это километров шестьсот, если никуда не сворачивать; а звали женщину Фотина Олеговна Плевако. Фотина рифмуется точно с такими словами как картина, детина, щетина, а также приблизительно с forza del destino.

Жила она в квартире неподалеку от Проспекта Стачек, с малолетним сыном Колей и мамой Крессидой Андреевной. Работала в заведении, специализирующемся на чистке одежды остроумными способами, и числилась на должности отпарщицы, хотя по ходу трудового дня ей приходилось делать много разного, не связанного с паром – то пол помыть, то сбегать за кофе для хозяина, молодого, не очень опрятного мужчины по имени Ахмед.

Сын ходил в школу получать знания и общаться со сверстниками, мама вязала шарфы, варежки, и уже лет пять подумывала купить вязальный аппарат для производства свитеров на продажу. По вечерам пили чай с колбасой и печеньем и смотрели передачи по телевизору о том, какие люди хотят вступать в брак и сколько у них доходу, а также о том, что такое настоящий патриотизм, и что такое настоящий юмор, и сопереживали участникам передач. Сын Коля сидел за компьютером и обменивался шутливыми посланиями через телефон с разными своими знакомыми.

Отец Коли уехал не то в другой город, не то вообще в другую страну, зарабатывать большие деньги, еще до того, как Коля родился, и с тех пор знать о себе не давал, да и не был он женат на Фотине Олеговне, зачем? Мать, Крессида Андреевна, была во время оно категорически против встреч дочери с отцом Коли, и говорила, что он, отец Коли, ее, Фотину, сперва забеременеет, а потом бросит, что и случилось, и с тех пор мать, когда приходила пора поругать Фотину за что-нибудь, не уставала напоминать о своей прозорливости и мудрости, наставительным тоном сообщая, что следовало ей, Фотине, ее, Крессиду Андреевну, слушать, а теперь ей, Фотине, в свете ее тупости, осталось только локти кусать и зубы на полку класть. Нечего было шляться. Шлюха была, шлюха и есть, только теперь не берет никто, брезгуют – и возраст давно не тот, и ребенок. А всё сама виновата, нужно было слушать, что старшие говорят, они через многое прошли лично. А ребенку, между прочим, нужен отец – и где ты его теперь возьмешь? И так далее.