Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях | страница 63

Сталин дал Коминтерну новые установки: война идет между Двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром. «Мы не прочь, — говорил он, — чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. [...] Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расшатывает, подрывает капиталистическую систему». «Мы, — добавил он, — можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались». Сталин утверждал, что до войны противопоставление фашизма демократическому режиму было совершенно правильно, во время войны деление стран на фашистские и демократические «потеряло прежний смысл». Он потребовал снять лозунг народного фронта. Что же касается Польши, он рассматривал ее отнюдь не как жертву агрессора: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население»^>{8}. Он предложил Президиуму ИККИ выступить с соответствующими тезисами. Была подготовлена директива секретариата, утвержденная 9 сентября. О германо-польской войне в ней говорилось однозначно: «Международный пролетариат не может ни в коем случае защищать фашистскую Польшу, отвергнувшую помощь Советского Союза, угнетающую другие национальности»^>{9}.

Коммунисты разных стран хотели сражаться против фашистской агрессии в «национальных легионах» — как в республиканской Испании. Сталин навязал Коминтерну решительный поворот стратегии и тактики. 15 сентября решение Секретариата ИККИ отрицательно оценило эту инициативу, поколебав намерение многих антифашистов с оружием в руках защищать независимость Польши. Ситуация была изображена как попытка англо-французского империализма в очередной раз использовать национальные интересы малых народов Европы в качестве разменной монеты в борьбе с германским империализмом^>{10}.

Сталинское руководство на рубеже августа—сентября интенсивно готовилось к реализации своих договоренностей с фюрером, маскируя военные приготовления. Советский посол в Варшаве Шаронов уверял Бека, что СССР по-прежнему готов вести переговоры с Великобританией и Францией и подписать конвенцию. Ссылаясь на интервью Ворошилова «Известиям», он спросил, почему Польша не обращается за помощью. Однако, когда 5 сентября посол В. Гжибовский нанес визит Молотову и просил о снабжении военными материалами и транзите военных грузов через СССР в Польшу, ответом было холодное заявление только о точном исполнении торгового соглашения и отказе в транзите, поскольку в сложившейся международной обстановке Советский Союз не хочет быть втянутым в войну на той или другой стороне и должен обеспечить свою безопасность