Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях | страница 57

В докладе Молотова нашел место и ответ на обвинение в отсутствии в договоре пункта о его денонсировании в случае, если одна из договаривающихся сторон «окажется вовлеченной в войну при условиях, которые могут дать кое-кому внешний повод квалифицировать ее нападающей стороной». Без такого пункта СССР не был обязан делать прямой вывод из нападения на Польшу. Более того, в советской прессе Германия изображалась как невинная «вовлеченная сторона», Польша же — уже в докладе Молотова — как истинная виновница отказа от обеспечения безопасности^>{67}.

Энтузиазм зала был обеспечен императивом Молотова: «Пусть повоюют сами, без СССР». Пакт, который готовился Сталиным и Молотовым, обсуждался с представителями Германии и подписывался вместе с тайными протоколами, которые были изъяты из процедур ратификации, без ведома советского народа, ЦК ВКП(б), Верховного Совета и правительства СССР, был ратифицирован под «бурные продолжительные аплодисменты» внеочередной 4-й сессией Верховного Совета СССР 31 августа 1939 г. Это произошло за несколько часов до практической реализации его замысла, до начала войны, до нападения гитлеровского агрессора на Польшу (о чем Риббентроп сообщил в тот же вечер Сталину). Одновременно был принят закон о воинской обязанности, призывавший три возраста для расширения рядов армии. Через полвека, 24 декабря 1989 г., постановлением II съезда народных депутатов СССР «О политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года» будет четко признано, что Молотов не имел полномочий подписывать такой договор, который к тому же «являлся изначально противоправным документом, представляя собой сговор, выражающий намерения подписавших его физических лиц». Это был «акт личной власти», юридически противоречивший суверенитету и независимости ряда стран, в том числе Польши, а секретные протоколы были юридически несостоятельны с момента их подписания, хотя использовались Сталиным и его окружением для силового давления на другие государства, для нарушения взятых перед другими странами правовых обязательств^>{68}.

Ратификация договора стала желанной для Гитлера поддержкой вторжения в Польшу, явным выражением солидарности с завтрашним агрессором, попыткой обелить его. Кстати, осуждения агрессии не последовало с советской стороны ни на следующий день 1 сентября, ни в течение всей германо-польской войны 1939 г. Вина была возложена на Польшу: якобы польский народ в эту войну «был ввергнут его неразумными руководителями»