На седьмой пинте я поглаживал ляжку, а самому мне под прикрытием стола разминали причинное место. Должен сказать, это больше походило на вымешивание теста. Изабель легко взяли бы в штат пекарни при такой-то мощи и сноровке.
Тем не менее стояк возник практически сразу. После двухгодичного воздержания даже варварское тисканье может здорово завести.
— Сунь руку под юбку, — прошептала она мне на ухо.
И ведь сунул, наклюкавшийся болван, точно в середку, с лихостью мясника, вспарывающего брюхо рождественской индюшки.
Я поддел мизинцем резинку на чулочном поясе, эта эластичная сволочь больно ударила меня в ответ, рука дернулась, и большой палец нечаянно соскользнул в промежность. Изабель даже не шелохнулась. Плотоядно ощерившись, она потянулась ко мне с поцелуем, одной рукой намертво вцепившись в мошонку, другой в предплечье, чтобы удержать мою руку (и палец, палец!) на прежнем месте.
Нос достойно выдержал атаку: сногсшибательное амбре было надежно перекрыто перегаром от семи двойных порций водки, смешанных с «Ред Буллом». Только рано я обрадовался: вскоре язык Изабель проник в самое мое горло — видимо, она втайне мечтала полизать мне почки. Я понял, что чувствовал Джон Хёрт из ужастика «Чужой», когда в него внедрялся эмбрион инопланетянина.
Тридцать секунд показались двумя часами, а когда мне позволили глотнуть воздуха, опять накатила тошнота. Но… я и на этот раз справился. Хотя никогда еще мне не было так хреново. Глянул вниз: торчун был категорически не согласен с привередливостью своего хозяина и жаждал продолжения.
Снова притиснув лицо к моей физиономии, Изабель расстегнула ширинку; чувствовалось, что эту небрежную легкость она оттачивает давно и регулярно. Резвые пальцы с длинными ноготками нащупали объект. Как мне это? Примерно те же ощущения, вероятно, испытывают коровы, когда их доят.
Ее маневр позволил мне вытащить руку из-под юбки, убрать подальше от исходящего влагой любовного жерла.
Увернувшись от очередного вытягивающего душу и выворачивающего нутро поцелуя, я схватил свою седьмую пинту и допил ее, проклятую, залпом, пытаясь сдержать слезы стыда и злобы.
— Хочу тебя всего, — томно прорычала Изабель.
Да неужели? А то я не понял, зачем ты устроила это прилюдное дрочилово и так задрала юбку, что все стринги наружу.
— Да, — пробормотал я, чувствуя, что готов выплеснуться прямо ей на руку. О нет! Ведь девушка собиралась заманить меня в чертог плотских радостей, который она называла своим гнездышком.
