— Марсель, — показал я на дымку у горизонта, напоминающую темный мазок на сморщенном голубом холсте, там, где под небесами простиралось далекое море.
— Большой. — Снорри покачал головой. Он подошел к лодке, наклонился и что-то забормотал — несомненно, какую-то треклятую языческую молитву: можно подумать, эта штуковина заслужила благодарность за то, что не потопила нас! Наконец он закончил, повернулся и знаком велел мне показывать дорогу. — Рона. Кратчайший путь.
— На лошади было бы еще быстрее.
Снорри фыркнул, словно сама мысль об этом казалась ему оскорбительной. И на какое-то время замолчал.
— О! — сказал я и пошел, хотя знал лишь, что Рона где-то на севере и немножко к западу. О здешних дорогах я и вовсе не имел представления. Вообще-то, кроме Марселя, я едва ли припомню названия городов этого края. Несомненно, кузина Сера смогла бы в танце пройтись по ним, и груди ее при этом преодолели бы земное тяготение, а кузен Ротус даже библиотекаря занудил бы до смерти населением, промышленностью и политикой всех поселений, включая жалкие деревушки. Однако мое внимание было сосредоточено ближе к дому, на менее достойных целях.
Мы оставили позади широкую полосу возделанных заливных лугов и через холмы поднялись на более сухие территории. К тому моменту как земля стала ровнее, Снорри изрядно взмок. Похоже, его таки одолела лихорадка. Солнце скоро стало жарить просто невыносимо. Протопав пару километров, а может и все пять, по каменистым равнинам и жесткому кустарнику, мои ноги разболелись, сапоги жали, и я вернулся к теме лошадей.
— Знаешь, что бы нам не помешало? Лошади. Вот в чем дело.
— Норсийцы ходят под парусами. Мы не ездим верхом.
Снорри смутился — а может, просто так обгорел.
— Не ездят или не умеют ездить?
Он пожал плечами.
— Ну что там трудного? Держишься за поводья и едешь вперед. Найдешь лошадей — поедем. — Снорри помрачнел. — Мне надо вернуться. Я готов спать в седле, если конь принесет меня на север, прежде чем Свен Сломай-Весло закончит свою работу в Суровых Льдах.
И тут я понял: норсиец правда надеется, что его семья уцелела. Он считал, что этот поход скорее ради их спасения, чем ради отмщения. Месть — вопрос расчета, ее лучше подавать холодной. Спасение предполагает самопожертвование, готовность к опасности и прочие безумные вещи, которые совсем не по мне. При таком раскладе необходимость развеять связавшие нас чары выглядела еще более насущной. С этим надо было поторопиться: рука Снорри выглядела все хуже и хуже, вены потемнели, что свидетельствовало о распространении инфекции. Умрет еще у меня на руках — и придется на деле проверить мое мрачное предсказание относительно того, что будет с одним, если другого не станет. Я, конечно, врал, но когда я сказал об этом, то почувствовал: все не просто так.
