До Марселя ехали полтора суток и прибыли туда на рассвете. Немедленно нас высадили из вагонов и направили в порт, там посадили на пароход, отправлявшийся в Алжир.
Погрузили нас в трюм, где стояла такая жара, что через полчаса дышать стало нечем. Трюм был грязный, пропитан зловониями. Мы попробовали заявить протест, но над нами только посмеялись. Мы требовали кофе или чаю, нам не дали даже и воды.
Пароход грузился часов двадцать после нашей посадки, и все это время мы парились в трюме, как в бане, голодая и мучаясь от жажды.
Вспомнили мы, как встречали нас в этом же Марселе полтора года назад, сравнили свой отъезд отсюда и долго кляли все на свете…
Виновниками наших мытарств мы считали Временное правительство и Керенского. Но не могли простить и французским правителям, которые действовали заодно с нашим начальством и не только не облегчали наше положение, а, наоборот, ухудшали.
Однако мы не падали духом. Все пятьсот человек горели желанием бороться до конца и при первой возможности жестоко отомстить угнетателям. Нас не страшили африканская ссылка и ожидающие нас невзгоды – голод, холод, жара и издевательства начальства. Мы боялись лишь одного: умереть не отомстив.
Не зная истинного положения в России, мы как бы чувствовали, что там происходит что-то особенное, это особенное нас страшно интересовало и волновало. У всех было огромное желание быть в этот момент в России, дышать родным воздухом, сражаться бок-о-бок со своими братьями по духу и крови против извечных угнетателей и эксплоататоров, засевших во Временном правительстве.
Куртинские события открыли нам глаза, показали, что в России правительство хотя и не царское, но и не наше. Это правительство не хотело видеть нас на родине, боялось нашего приезда домой. Испугавшись ля-куртинских «бунтовщиков», оно распорядилось уничтожить нас, но в Россию не перевозить.
Солдаты, которые до ля-куртинского расстрела возлагали какие-то надежды на Временное правительство, а потому и не принимали активного участия в нашей борьбе, теперь окончательно убедились в своих ошибках. Все их иллюзии рассыпались в прах. Они так же, как и мы, горели желанием скорее вернуться на родину н биться с буржуазным правительством Керенского и со всеми его приспешниками.
Но мы были бессильны. Зловонный трюм корабля крепко держал нас, не давая не только свободы, но и свежего воздуха. Свободны у нас были лишь мысли, которые мы высказывали теперь вслух, никого не остерегаясь. Среди нас не было ни предателей, ни шпионов, мы были одна крепко спаянная большая семья, затерявшаяся среди чужих морей и городов и окруженная усиленной охраной.
