Хватило. Потом сели, как положено, под березу, обмывать. Те, трое старичков: Иван, Колян и Валерыч – скоро отрубились и легли на травку, под большую яблоню, а мы с Чеканом остались вдвоем. Вот тогда и состоялся у нас тот разговор о Пейсахе.
– Скажи, – сказал Чекан. – Открой мне вашу тайну. Как на духу только, договорились? Вот почему вы, евреи, всегда в порядке. Утюжат вас под лист, а вы как на стреме. Все у вас путем, по-людски. А у нас, русских, что не делай, как не делай – все не впрок, все не туда. Как жили при царе Горохе, так и живем. На поверку я тебе крышу крою, а не ты мне. Ты – хозяин, а я – работник. Почему так?
Тут я ему начал заливать почему-то о Моше-Моисее, об исходе из рабства, о том, что народ мы, евреи, навеки свободный, а потому и жить стараемся при любых обстоятельствах не как рабы, не в рабстве и мраке.
– Вывел, – сказал я тогда, – нас Моисей – пророк, человек Б-жий, на светлую дорогу.
Слушал, слушал Чекан мою хмельную болтовню, а потом сказал так, нахмурившись:
– Это куда тебя твой Моисей вывел: в деревню Мележи, на сто первый километр, к старику зеку, алкашу Чекану самогон пить?
Потом он встал, чуть качнувшись, растормошил своих товарищей и увел их, ворчащих с похмелья, назад, в деревню, к старухам своим и новым несуетным делам.
А я тогда вмиг протрезвел от горькой правоты Чекана. Понял вдруг до конца, что заблудился и принял желаемое за действительное. Понял, что тропы исхода не заметил, проворонил, прошляпил за суетой, что прошли они мимо меня, мимо этого дома и моего сада.
Ушли мои предки толпой под палящим солнцем, а я остался, чуть ли не в одиночестве, на чужбине, и вот пью вонючий самогон на чужой земле, с чужими людьми, под чужим небом.
Так опечалился всем этим. До слез. Даже радоваться перестал новой крыше, под листами шифера в тринадцать волн. И понял я тогда, что крыша над моим домом вовсе не очередная точка в моей судьбе, а всего лишь запятая.
Ну, построил и построил. Вставай – и иди дальше. А Чекан, что Чекан? Может, и махнет тебе на прощание рукой, а может, и не заметит твоего исчезновения.
За окном оазис в пустыне Арава. Пишу этот рассказ близко от каменистых троп, по которым уводил Моше рабов к свободе, совсем недалеко от места, где построили свободные люди Скинию Завета, и вспоминаю деревню Мележи, свой дом и свой сад. Вспоминаю без жадности и тоски, спокойно, потому что главное для человека быть там, где он должен быть, и понимать, что все, на его длинном пути, всего лишь невольные отметины, вехи.
