— Исполнять обязанности комбата сегодня будет комдив охраны Затупин.
По взводам прошло какое-то движение. Никто не решался задать вопрос, который вертелся на языке: «Где Красовский?». Вохровец выпятил грудь и осевшим дискантом выкрикнул «смир-р-на!», после чего поглядел на подполковника. Не знал, что ему делать.
— Строевые занятия сегодня отменяются, — произнес Нагорнов. — Батальону приказано следовать в клуб, где будет прочитана лекция.
Совсем не по-военному, не в ногу, взводы зашагали в клуб. В рядах шептались, вохровец остренько, как на разводах в лагере, приглядывался, кто там перешептывается. Говорили, конечно, о Красовском. Хотелось знать, почему сменили и где он? Все это тихо, чтобы слышал только сосед. Хорошев прошептал на ухо Сергею:
— Понимаете, что произошло?
— Догадываюсь. Вчера он не так говорил о немцах…
В клубном зале прогремели откидные сиденья. На сцене возник еще один вохровец с тремя кубиками в петлицах, постучал карандашом по графину.
— Я прочту вам лекцию о боевых отравляющих веществах, которые применяют фашистские захватчики на фронте.
Говорил он косноязычно, запинаясь и повторяясь. В зале минуты три было тихо, потом послышался шепот, кашель, скрип сидений, слова со сцены уже не доходили, такие лекции читались сотни раз. Ничего нового лектор не знал, он только повышал голос, срывался. И тут на сцену вышел Нагорнов. Зал мгновенно притих. Докладчик приободрился:
— Теперь я расскажу вам еще об одном вредном газе. Он обладает сойвообразным запахом и…
Раздался смех. Кто-то поднялся и вежливо спросил:
— Повторите, каким запахом обладает газ?
— Сойвообразным, — громко ответил лектор. В зале грохнул оглушительный смех. Нагорнов насупился, встал и, заикаясь более, чем всегда, крикнул:
— Тихо! — выждав, когда затихли, сказал: — Лектор ошибся, а вы подняли его на смех. Это мальчишество может кое-кому обойтись очень дорого, — и обернувшись к лектору: — Продолжайте.
Теперь лектора вообще никто не слушал. Редкое слово «сойво-
--
Страницы 70, 71 отсутствуют — типографский брак
--
капустный лист — все приводило заключенных к утраченной надежде на выживание.
Никто не запрещал есть овощи: любой запрет не остановит голодного человека — даже под угрозой расстрела. Ели все, что было рядом, милосердная пашня и солнце гнали новые листья, наливали морковку и свеклу. Агрономы по-своему реагировали на эту отчаянность работающих: они сеяли больше, чем показывали в отчетах. Кто проверит?..
