От Елены Григорьевны не укрылось мое волнение. Я видел, что выражение ее холодных глаз изменилось. Она поняла, что я страдаю. Удержав меня рукой, так как я хотел, молча, встать, она пододвинула ближе ко мне свое кресло. Я почувствовал на своем лице ее дыхание. И, понизив голос, хотя мы были одни в комнате, она, с настоящей откровенностью и с нежной задушевностью, сказала мне:
– Простите, если я обидела вас. Может быть, я ошибаюсь в вашем чувстве и оно серьезнее, чем я думала. Поэтому я вам скажу всю правду. Слушайте. Моя любовь к Сергею не мертвая, а живая. Я люблю Сергея не в прошлом, а в настоящем. Мы не расставались с ним. Я не смеюсь над вашим признанием, не смейтесь и вы над моим. С самого дня своей смерти, Сергей стал являться мне, незримо, но явно. Я чувствую его близость, ощущаю его дыхание, слышу его ласковый шепот. Я ему отвечаю и мы ведем с ним тихие разговоры. Порою он чуть внятно целует меня в волосы, в щеку, в губы. Порою я смутно вижу его отражение, в полутьме, в зеркале. Когда я остаюсь одна, он тотчас оказывается близ меня. Я привыкла к этой жизни с тенью. Я продолжаю любить Сергея, в ином его образе, так же страстно и нежно, как любила прежде. Другой любви мне не надо. И я не нарушу верности тому человеку, который не покинул меня и за гранью этой жизни. А если вы скажите мне, что я брежу, что у меня галлюцинации, я вам отвечу: мне все равно! Своей любовью я счастлива, зачем же мне отказываться от счастия? Оставьте меня быть счастливой!
Свою длинную речь Елена Григорьевна произнесла кротко, не повышая голоса, но с глубоким убеждением. Я был так изумлен серьезностью ее тона, что не нашелся, что ответить. Я смотрел на нее с некоторым страхом и сожалением, как на помешанную. Но она опять перешла к роли хозяйки и сказала мне, другим голосом, словно обращая в шутку все предыдущее:
– Ну, нам пора расходиться. Матвей покажет вам вашу комнату на ночь.
Матвей был старый слуга в доме. Я машинально поцеловал протянутую мне руку. А через минуту вошел Матвей и угрюмым голосом пригласил меня следовать за собой. Проведя меня через весь дом, он указал мне приготовленную постель, пожелал покойной ночи и оставил меня одного.
Только тогда я немного опомнился. И, как это ни странно, первым моим чувством был стыд. Мне стало стыдно, что я сыграл такую незавидную роль. Мне стало стыдно, что я, пробыв с молодой женщиной наедине два часа, в почти пустом доме, не добился даже того, чтобы поцеловать ее в губы. В те минуты вместо любви я испытывал скорее чувство злобы к Елене Григорьевне, желание отомстить ей. Я уже перестал думать, что ее ум расстроен; мне казалось, что она смеялась надо мной.
