– Да, – Джеймс включил радио и менял каналы, пока не нашел какую-то отвратительную попсу с прилипчивым мотивом. – Хочешь куда-нибудь поехать на выходные? – спросил он как ни в чем не бывало. – Может, поставим палатку на берегу?
Я покосилась на него.
– Не надо так делать, – сказала я. – Не надо менять тему.
Джеймс не повернул головы, но подбородок у него напрягся.
– Приходится.
– Я хочу поговорить об этом.
Он помолчал и заговорил снова:
– Я одолжу палатку у Миллера, у него получше. Сам он с нами ехать не хочет. Ну, оно и к лучшему – у нас будет сплошная романтика. – Он силился улыбнуться, но избегал моего взгляда.
– Мне ее не хватает, – сказала я, заплакав. Лицо больно свело.
Джеймс быстро заморгал, будто удерживая слезы.
– Я даже куплю эти отвратительные сосиски, которые ты любишь. Как они называются?
– Килбаса[4].
– Фу. Пожарю эту килбасу на гриле, и зефир пожарим, а если будешь умницей, я захвачу шоколада и сладких крекеров.
– Не могу, – прошептала я, чувствуя себя разбитой на тысячу острых, зазубренных осколков. – Слишком больно. Не могу больше, Джеймс!
Он вздрогнул и нажал на тормоз, остановившись на обочине почти заброшенной дороги. Я уже тряслась, давясь рыданиями, когда он отстегнул ремень безопасности, сгреб меня в охапку и прижал к себе, гладя по волосам.
– Поплачь, – сказал он срывающимся голосом.
И я заплакала. Уткнувшись в его футболку, я проклинала Программу и весь мир. Я кричала на Брэйди и моих друзей, называя их трусами за то, что бросили нас. Я не понимаю, почему они разрушили нам жизнь, так ужасно распорядившись своей. Я кричала, пока слова не слились в неразборчивое бормотание, прерываемое вскриками. Словами не опишешь горечь утраты.
Минут через двадцать я тихо всхлипывала, обессилев и цепляясь за футболку Джеймса. Он ни разу не разжал объятий, ни разу не перебил. Когда я выплакалась, он поцеловал меня в макушку.
– Легче? – тихо спросил он.
Я кивнула и села прямо. Лицо опухло от слез. Джеймс стянул футболку, скомкал и принялся вытирать мне глаза и нос. Окинув меня взглядом, поправил волосы и подтер размазанную тушь. Привел меня в порядок, как всегда, а закончив, бросил футболку на заднее сиденье, уставился на руль и глубоко вздохнул. Я тоже вздохнула.
– Все будет хорошо, Слоун.
Я кивнула.
– Скажи это.
– Все будет хорошо, – повторила я, глядя на него. Джеймс улыбнулся, взял мою руку и поцеловал.
– Мы все переживем, – заверил он, глядя на дорогу. Будто убеждал не меня, а себя.
