Райан замер посередине комнаты, освещенный пляшущим светом тысяч факелов, горевших на улице. Успевший вскочить, Генри застыл на месте, рядом с Джозефиной, стиснувшей в руках флакон.
Женщины в темных одеждах неподвижно сидели на своих местах.
Жуткие вопли не смолкали.
Дядя Сидней смотрел вниз, на улицу. На другой стороне, в высоком доме напротив все окна были зашторены.
— О Боже мой, — произнес дядя Сидней. — О Боже мой!
Джозефина Райан прервала молчание:
— Что там такое?
Дядя Сидней не отвечал. Он смотрел вниз.
Миссис Райан сделала глубокий вдох и, овладев собой, подошла к окну, чтобы бросить быстрый взгляд на улицу. Райан не сводил с нее глаз.
Слишком ужасно. Это действительно ужасно.
Дядя Сидней с застывшим лицом продолжал смотреть.
Толпа схватила молодого человека лет двадцати, одного из жильцов противоположного дома. Его привязали к старой деревянной двери и, прислонив к стальной электрической мачте и облив бензином, подожгли.
Юноша корчился на полыхающей двери и пронзительно кричал, пожираемый пламенем. Толпа сомкнулась тесным кольцом, передних все время выталкивали слишком близко к огню задние, желавшие посмотреть. В свете страшного костра видны были по большей части мужчины, большинство из них лет тридцати — сорока. Женщины, попадавшиеся среди них, были моложе. Все были в темных, длинных одеяниях. Люди в переднем ряду присели и завороженно смотрели на горящее тело.
Молодая женщина с коротко остриженными светлыми волосами завопила:
— Гори, чужак, гори!
Мужчины вокруг нее подхватили этот крик:
— Гори, гори, гори!
Юноша, корчившийся в огне, в последний раз неистово изогнулся и замер.
Когда он перестал кричать, толпа успокоилась. Похоже, все были в изнеможении. Кто сидел, кто стоял, тяжело дыша и вытирая липа.
Дядя Сидней молча нажал на кнопку. Штора скользнула вниз — словно зачеркнув факелы, костер, молчаливую толпу внизу… Он тяжело опустился на стул.
В гостиной Райанов остались только звуки потрескивающего костра.
Миссис Райан убрала ладони от глаз, вышла на кухню и подошла к раковине. Было слышно, как она набрала воды в стакан, как выпила и поставила стакан в посудомоечную машину, как закрылась дверца машины.
Дядя Сидней сидел на стуле, уставившись в пол.
— Зачем тебе понадобилось открывать штору? — резко спросил Джеймс Генри. — А?
Дядя Сидней пожал плечами, не поднимая глаз от пола.
— Ну!
— Какое это имеет значение? — произнес он. — Какая, к дьяволу, разница?
— Ты не имел права подвергать нас этому… особенно женщин, — сказал Джеймс Генри.
