липкими каплями падали на майку, протекали сквозь пальцы, прижатые к лицу, и никак не
хотели останавливаться. Я лежала, скорчившись на боку в майке и трусиках посреди
прекрасного, освещенного восходящим солнцем поля, и тихонько, безудержно выла,
чувствуя, как судорожно царапает горло, как что-то сжимает сердце, как подкатывает к
горлу тошнота, будто слез не хватало, чтобы извергнуть из себя все накопившееся.
Так я лежала достаточно долго, пока не кончились слезы. А с ними и мое самоуважение.
Семь лет я клялась себе, что не пророню ни слезинки после того, что случилось. Надо
было быть сильной ради отца, ради сестер. И вот хватило нескольких часов привета из
прошлого, чтобы я расклеилась, а то, что так хорошо держалось, вышло наружу.
- Простудитесь.
Нет, только не это.
Не глядя на него, я встала и пошла к дому. Он хромал следом. С этой стороны дом был
одноэтажным, с полностью стеклянной стеной. Судя по отдернутым шторам в соседней
комнате, этой ночью мы были соседями.
Перед входом в дом я обернулась и постаралась, чтобы мой голос звучал уверенно.
Насколько вообще может звучать уверенно голос у девицы, одетой в тапочки, майку и
трусики, измазанной с одного бока землей, с опухшим лицом и красными глазами.
- Спасибо вам за гостеприимство и помощь, лорд Кембритч. Мы в течение часа уедем.
Прошу вас, не провожайте нас. Достаточно мы причинили вам хлопот.
Он покачал головой, но ничего не сказал. В глазах его я увидела понимание. Ситуация
была неловка нам обоим.
- До свидания, - сказала я и, закрыв дверь, задернула шторы.
Мы приехали в Орешник к одиннадцати утра. Я была молчалива, сестры же наперебой
обсуждали наше «приключение». В других обстоятельствах и я бы к ним присоединилась, но только не сейчас. Я еще глубоко переживала и свои слезы с отчаянием, и неловкую
ситуацию в поле за домом. Были и хорошие стороны – бак был полон и его хватит надолго, продукты не испортились, так как их передержали в холодильнике. Кембритч так и не
вышел нас провожать, а слуги очень вежливо нас накормили, собрали и отправили. Усатый
охранник, прощаясь, даже подмигнул нам.
Папа работал в огороде. Наша мама умерла, а отцу надо было чем-то заниматься, чтобы
мы не умерли с голоду. Работать по понятным причинам он не мог – кто же возьмет его на
работу? А вот свое хозяйство как-то вдруг пошло. Правда, резать курам головы и доить коз
он так и не мог, поэтому душегубством и доением занималась наша старшая, Ангелина. Ей
было уже под тридцать, и она фактически заменила нам мать, насколько ее можно было
