батареей нераспечатанных бутылочек с шампунями, гелями и маслами. Огромное же
зеркало, витая раковина у стены. Кабинка с туалетом. «А должен быть золотым», -
хмыкнула я, воспользовавшись им. Недолго поколебавшись, я повернула рукоятки кранов, и в ванну с гулом забили мощные струи воды. Почистила зубы, пока набиралась чаша
ванной, скинула маечку с трусиками и зашла в теплую воду получить свои полчаса кайфа.
Когда еще придется побывать в таком доме?
Через полчаса я приказала себе встать. Честное слово, не хотелось. Хотелось остаться тут
жить, пока не растворишься в этой бурлящей от хитро сделанных массажных струй воде, спрятаться от того, что ожидало нас за пределами этого дома. Хотелось продлить сказку.
Но по опыту я знала, что чем дольше ты в сказке, тем больнее от нее отрываться. Поэтому
я безжалостно выгнала себя из воды, жестко растерлась полотенцем и вышла из
волшебной комнаты обратно в спальню.
Еще не было и шести, и чем мне было заняться? Есть не хотелось, воды я напилась из
стоявшего у кровати кувшина, книги навевали скуку. Хоть в окно посмотреть, что ли. Я
подошла к тяжелым шторам, занимавшим всю правую от кровати стену и спускавшимся
до самого пола, и с силой дернула их. И замерла, медленно отодвигая их до краев, сначала
одну к стене, потом другую.
Моя спальня находилась на первом этаже, а шторы закрывали огромное окно во всю стену.
А за волшебным окном в полный рост колосилась пшеница мне по грудь, расцвеченная
затесавшимися среди колосьев фиолетовыми вьюнками и голубыми колокольчиками. В
розовом и красном сиянии из-за пшеничного поля вставало солнце, и лучи его
пробивались через утреннюю дымку, освещая мне лицо. Вдалеке виднелся какой-то лес.
Слева вставали горы, судя по характерным красным пикам, граничные Милокардеры.
- О, Боги, - прошептала я, потрясенная. Я была права, в таком доме мне вряд ли еще
придется побывать. Рука сама потянулась к едва различимой двери в прозрачной стене.
Я вышла за дверь. Прямо от нее через поле уходила узкая тропиночка. Было уже жарко, как и всегда на юге. Пели полевые птицы, вьющие гнезда прямо в пшенице. Стрекотали
цикады. Мир был полон покоя и счастья. Я не собиралась уходить от дома далеко, но тут
вдруг побежала навстречу солнцу, крича от восторга, чувствуя, как давно забытое и
зарубцевавшееся раскрывается новой надеждой, будто я сейчас смогу взлететь, полная
этого чувства. Не смогла, упала. И впервые за семь лет заплакала. Слезы пошли тяжелые, густые, будто из души изливался гной, прятавшийся все это время под старой раной, они
