Марусю стал пробирать смех. «Эх, мама, мама!» — только и подумала она.
Приехав домой, Маруся, как всегда, собиралась часто навещать бабушку. Но посетив её однажды, она, как всегда, так и не смогла заставить себя сделать это ещё раз, хотя родители постоянно напоминали. Бабушка была уже очень больна, она практически не ходила, а большую часть времени сидела на табуретке возле батареи и грелась. Помимо этого она была почти совершенно слепая и глухая и абсолютно выжившая из ума. Ввиду этих причин Марусе пришлось долго объяснять, что она Маруся, а в продолжение визита ещё неоднократно напоминать об этом. Бабушка, сбиваясь, повторяясь и заговариваясь, рассказывала скучные истории, которые Маруся знала уже лучше бабушки, из детства Ольги и дяди Бори, причём дядю Борю бабушка постоянно путала с маленьким Сергеем, Марусины попытки её поправлять были тщетны. Когда они с отцом наконец вышли на улицу, Маруся облегчённо вздохнула.
— Что, доча, старость не радость? — с кривой улыбкой спросил Василий, поёживаясь от холода.
С тех пор Маруся, несмотря на упрёки и ворчанье родителей, каждый раз находила какой-нибудь предлог, чтобы не идти с ними кормить бабушку.
Впрочем, и бабушка ни разу о ней не спросила.
Дядя Боря и тётя Дуня встретили Марусю очень приветливо.
— Ну что, как сессия? Как всегда отлично? — с порога спросил дядя.
Маруся была отличницей только в школе, но решила не вдаваться в ненужные подробности. Как только она вошла, на неё сразу же дохнуло удушливым запахом нечистоплотности, к которому надо было ещё привыкнуть, прежде чем начать нормально разговаривать.
— Да нет.
— Ну хоть без троек?
— Да, без троек.
— Ну и хорошо, — веско и уверенно заявил дядя Боря, — главное — чтобы без троек, остальное неважно.
Дядя Боря. Маленький, пузатый, коренастый, несмотря на прогрессирующую лысину всё ещё узколобый. С его жёсткого, толстогубого лица не сходит выражение собственного достоинства, и не простого, а оскорблённого. Глядя на него, можно быть уверенным: вот человек, который никогда не чувствовал себя неправым. Лучше всего его может охарактеризовать следующий эпизод.
Маруся, когда ей было лет десять или одиннадцать, как-то раз, увидев дядю Борю, со свирепой физиономией режущего лук, сказала ему своим звонким детским голосом:
— Надо же, никогда в жизни не видела, чтобы человек так долго резал лук и не плакал!
И тут, несмотря на юный возраст, она вдруг остро почувствовала нудную неизбежность того, что дядя Боря сейчас скажет, не сможет не сказать, важно и высокомерно:
