Подбирал и давал мне книги сам учитель. Если его не было дома, — учительница. А иной раз их сын. Он уже учился в седьмом классе, в соседнем селе. Видно, он и подсунул мне смеха ради вместе с другими ту книгу.
«Полесских робинзонов» Янки Мавра, «Маяк на краю света» Жюля Верна и книгу «Там, где растет хлопок», теперь уже не помню, какого автора, я проглотил за одну неделю. А вот на четвертой книге споткнулся. Это было «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Фридриха Энгельса.
Как советовал учитель, я записывал в специальную тетрадку что и когда прочитал, что больше всего понравилось. А вот «Происхождение семьи…» так и оставалось незаписанным. Я брал и возвращал другие книги, а эту все никак не мог одолеть. Тут и удивляться нечему: не для детей эта книга написана.
Случилось так, что в тот год учителя перевели в другую школу, километров за тридцать от нашей деревни. Перед его отъездом я отнес все книжки, которые брал, кроме одной. Той самой — «Происхождение семьи…» Отнести ее я не решился. Потому что мой младший брат, пятилетний Максимка, как-то добрался до моей полки и выдрал из книги с полдесятка страниц.
Потом учитель передавал через людей, чтобы я вернул книгу — оказывается, он сам взял ее в городской библиотеке. Как-то даже приехал за ней на велосипеде. Я успел тогда спрятаться на чердаке, никто из домашних не смог меня найти.
С того дня уже прошло почти сорок лет, Саня, а я все не могу себе простить, что тогда струсил.
Порванные страницы ведь можно было подклеить.
А книга та очень, брат, разумная, вот только читать ее надо не в двенадцать лет…
…Санька поднял голову, посмотрел на Надежду Павловну, которая медленно прохаживалась между рядами, придвинул к себе тетрадь и решительно написал:
«Мой самый лучший друг — наш колхозный пастух дядя Гриша. Летом я помогал ему пасти коров. Однажды…»
Впервые я с ним встретился в тот день, когда заселяли новый четырехэтажный дом, построенный по соседству с нашим.
Один за другим подъезжали грузовики с новоселами. С машин снимали диваны и столы, стулья и кровати, чемоданы и узлы со всяким домашним скарбом. Не солнечный зайчик — само раскаленное солнце ворвалось в мою комнату, когда под нашими окнами проехала еще одна машина с зеркальным шкафом в кузове.
Я вышел во двор.
Четверо мужчин осторожно спускали по доскам с бортового МАЗа черное блестящее пианино. На каждый толчок оно отзывалось изнутри басовитым гудением. Я подошел и тоже подставил плечо, изо всех сил уперся в полированный до ослепительного блеска бок «музыкального ящика», но вскоре, когда пианино вкатили в подъезд, был вынужден отступить: слишком уж тесно на лестнице, каждый лишний человек только мешает.
