И сейчас он сидел здесь. С затекшими мышцами, пересохшим горлом и двумя глубокими порезами на кистях. В маленьком суперсовременном реактивном самолете. На пути неизвестно куда, поскольку он, судя по всему, понадобился каким-то военным.
Это выглядело абсолютно нелогичным.
Вильяма Сандберга похитили.
Но с опозданием по крайней мере на десять лет.
Молодой практикант сделал ту же самую ошибку, как и все в редакции в то утро.
Он сидел перед большим экраном и боролся со сном, мешавшим ему сосредоточиться на статье, которую требовалось написать, и, как обычно, переключился на бесконечный поток телеграмм, якобы из-за желания быть в гуще событий, хотя тем самым просто пытался на время увильнуть от работы, вроде бы переключившись на другую.
Он фокусировал свой взгляд на всем подряд. Просматривал отчеты новостных агентств со всего мира, короткие заметки на английском обо всем на свете.
Ужасно скучное занятие. Но хоть чуточку веселей, чем тысяча пятый день подряд пытаться подытожить дебаты вокруг планов перестройки известного района Стокгольма. И даже если десять из десяти телеграмм можно было просто стереть, поскольку они выглядели слишком крохотными или не важными либо чисто географически не касались газеты, все равно ведь он мог утверждать, что выполняет настоящую работу. И если бы кто-то спросил, чем он занимается, ответить, что читает телеграммы. Подобное звучало гораздо лучше, чем признаться в неспособности сочинить статью из-за мучившего его похмелья.
Сейчас он сидел с очередной неинтересной заметкой на экране, готовый нажать на клавишу стирания безымянным пальцем правой руки. Ночью в одном из переулков Берлина нашли мертвым бездомного мужчину, и, даже если это напрямую не следовало из текста, он явно находился под дозой или выпил слишком много, заснул на улице и замерз насмерть. Это была новость местного значения, к тому же слишком мелкая. И всего лишь одна из сотен заметок, которые он просто пробегал глазами и сразу забывал о них.
Он пытался победить зевоту, но не преуспел в этом.
– Не выспался вчера?
Женский голос прозвучал совсем близко, а он по-прежнему сидел с открытым ртом.
И черт с ним.
Он сознательно не стал снимать кепку, когда пришел, и попался на собственную удочку. Она ведь не только закрывала его лицо от посторонних глаз, но также не позволяла ему видеть происходившее выше монитора, если только не задирать голову вверх.
А этого он не сделал. И сейчас она стояла там, и, интересно, как долго? По крайней мере, достаточно, чтобы увидеть, как он проветривает глотку за всю редакцию.
