Марс. Мария. Забавно, я никогда не замечал похожести этих двух слов. Единственная разница…
Господи…
Единственная разница — в строчной букве t — крестообразной — в середине слова, обозначающего Марс[3].
Нет. Нет. Я покачал головой внутри шлема. Смешно. Бредовая идея. О чём я вообще думал? Ах, да: Эмат пытается подкопаться под папу. К тому времени, как я вернусь на равнину Утопия, будет поздний вечер субботы. Я ещё не думал над проповедью, но, вероятно, это могло бы стать её темой. В делах веры, согласно определению, Святой Отец непогрешим, и те, кто считает себя католиком — даже знаменитости вроде Юргена Эмата — должны это признать либо покинуть веру.
Это мало что будет значить для… да, я думал о них как о моей конгрегации, даже иногда как о моей пастве… но, конечно же, группа, едва заполнявшая половину церковных скамей собора Святой Терезы каждое воскресное утро не была ни тем, ни другим. Просто скучающие, одинокие, те, кто не нашёл себе другого занятия. Ну да ладно. По крайней мере, я не буду их агитировать за принятие веры…
Я оглядел пустынный ландшафт и сделал глоток холодной воды из трубки внутри шлема. Ветер жалобно завывал, ослабленный и едва слышный внутри скафандра.
Конечно, я знал, что я несправедливо циничен. Я в самом деле всем сердцем верил в явление Богородицы в Фатиме. Я знал — знал так же, как знаю собственную душу! — что в прошлом она являла себя верным, и…
И я был одним из верных. Да, несчастью предшествует гордыня, а падению — высокомерие[4], но моя вера крепче, чем вера Юргена Эмата. Это правда, что Базз Олдрин принял святой причастие сразу после посадки на Луну, но я принёс учение Иисуса дальше, чем кто бы ни было — сюда, в место первого шага человечества к звёздам…
Так где же ты, Мария? Если ты здесь — если ты с нами здесь, на Марсе, то яви себя! Моё сердце чисто, и я буду бесконечно рад видеть тебя.
Явись, мать Иисуса! Явись, Святая Дева. Явись!
* * *
В голосе Элизабет Чен слышались те же самые насмешливые нотки, что и раньше.
— Хорошо прогулялись, отче?
Я кивнул.
— Что-нибудь видели?
Я протянул ей свой шлем.
— Марс — интересное место, — сказал я. — Всегда есть, на что посмотреть.
Она улыбнулась самодовольной ухмылкой.
— Не волнуйтесь, отче, — сказала она, пряча шлем в шкаф для скафандра. — Мы доставим вас в Брэдбери задолго до воскресного утра.
* * *
Я сидел в своём кабинете, за своим столом, одетый в сутану и пасторский воротник, лицом к объективу камеры. Я сделал глубокий вдох, перекрестился и велел камере начать запись.
