— Коля, — нарушил тишину Кузнецов, — ты хочешь пойти в подполье?
Внезапное предложение Кузнецова не пришлось мне по вкусу. С тех пор, как я связал свою судьбу с партизанами, я всегда рвался в открытый бой, а подпольная работа представлялась мне скучной, лишенной настоящей романтики.
— Не задумывался над этим, — с легким вздохом ответил я.
— А ты подумай, есть над чем! — дружески советовал Николай Иванович. Он поднялся, зачесал наверх светлые волосы. — Пойдем!
То ли под влиянием обаяния этого человека, то ли от желания быть вместе с ним, я сказал:
— Если нужно, пойду и в подполье!
— Вот и хорошо, — одобрил Кузнецов, морща свой высокий лоб, перехваченный резкой складкой. — Значит, на очередное задание в Ровно пойдем вместе. Согласен?
— Безусловно.
— Но вот что, Николай, — деловым тоном предупредил Кузнецов, — сегодня же пойдешь к заместителю командира отряда подполковнику Лукину. Побеседуешь с ним.
День клонился к вечеру. От Лукина я вышел довольный. Мне разрешили пойти с Кузнецовым в Ровно. Вместе с нами были партизаны-разведчики Шевчук, Гнидюк и Приходько. Особенно усердствовал в сборах Николай Приходько, саженного роста парень, обладавший большой физической силой. Он придирчиво отбирал в хозчасти отряда обмундирование и оружие.
Ранним утром 28 октября 1942 года, когда круглый солнечный диск своим краем еще цеплялся за горизонт, партизаны-разведчики, соблюдая строгую конспирацию, отправились в Ровно. Недалеко от передовых постов отряда нас нагнала щегольская бричка, запряженная парой резвых лошадей.
— Прошу, господа, карета подана, — игриво пригласил нас Приходько.
«Господа» — Шевчук, Гнидюк и я, одетые в форму полицейских, а Николай Иванович Кузнецов в отличном мундире обер-лейтенанта немецкой армии — сели в «карету».
Мы проезжали села, хутора и всюду встречали холод сердец, суровые взгляды, губы матерей, шептавшие нам, «немцам», проклятье.
Поздно вечером прибыли на хутор Леоновка, расположенный в тридцати пяти километрах от Ровно. Остановились у Марии Степановны Мамонец. Вначале она даже испугалась, когда мы к ней заявились с таким бравым видом. А потом смеялась:
— Ну и ну! Не отличишь вас от настоящих немцев. Куда там!
Такая оценка ободрила нас, значит, маскировались хорошо.
В Ровно мы уже следовали с большей уверенностью. А ну, кто осмелится сказать, что мы не те, за кого себя выдаем! С нами офицер, один вид которого не давал повода для каких-либо подозрений.
Но как мы ни старались придать себе немецкую щеголеватость, когда въезжали в Ровно, лица стали грустными, заметно проглядывало волнение. Еще бы! Это был наш первый визит в город, который мы хорошо знали и где теперь хозяйничали фашисты.
