Они чувствовали, что им столько нужно было сказать друг другу!
— Будем переписываться? предложила однажды Годелива.
Она всегда ощущала потребность писать, открыться на бумаге, признаться самой себе в своих чувствах. Еще ребенком она обращалась с письмами к Христу, когда была маленькой пансионеркой и ощущала любовь к Богочеловеку, статуя Которого находилась в часовне, с чудным лицом, окаймленным волосами, и поднятыми тонкими руками, указывавшими на груди Святое Сердце, воспаленное любовью. Она писала Ему вечером, в классе и при первой же еженедельной прогулке учениц, бросала письмо тайком в почтовый ящик, поставив вместо адреса на конверте: «Господину Иисусу»… Она была убеждена, что это принесет ей счастье, даст то, о чем она просила, и, может быть, дойдет до неба.
Теперь она стала излагать в письмах к Жорису все то, что не могла ему сказать, то, что беспрестанно при совместной жизни поднималось у нее в душе и что надо было подавлять. Вечером, вернувшись в свою комнату, она часто писала до поздней ночи. Ей казалось, что она тогда находилась одна с ним. Она снова обрела его. Она говорила с ним на бумаге. Она отвечала только на то, о чем он шептал ей за плечом, в темноте. Самый акт письма напоминает любовь. Он представляет собою сближение и обмен. Неизвестно, выходят ли слова из чернил на бумагу или они рождаются из самой бумаги, в которой они дремали, — так что чернила только пробудили их…
Все, что она писала в своих бесчисленных письмах, было только тем, что она читала в своей душе. Но кто начертил все это в ее душе? Не любовь ли к Жорису? Или, быть может, любовь только осветила то, что там таилось?
Когда она заполнила длинные листы, ей предстояло на другой день принять меры предосторожности, чтобы, оставшись с Жорисом на минутку вдвоем, передать ему их. Жорис отвечал. Годелива писала еще, почти ежедневно.
Как-то вечером Барбара, мучаясь бессонницею, встала, прошлась по комнатам, заметила — так поздно ночью! — свет в двери Годеливы. Она вошла и застала ее пишущей, очень смущенной ее быстрым появлением
Барбара следующие дни оставалась в недоумении. Люди пишут только отсутствующим. Годелива не могла писать Жорису, так как видела его и говорила с, ним. Те, кто не любит или кто перестает любить, не понимает влюбленных. Радость — сплетать между собою невидимые нити, чтобы чувствовать себя связанными какою-нибудь стороною своей души! Счастье, доставляемое общением на бумаге, которая как бы преображается, показывая любимое лицо отражающимся в ее белизне, как в облатке!
