— Тут нужно учитывать, — заметил дон Грегорио, — что народ прежде всего хочет знать, где он находится. А находится он под сапогом, и, судя по всему, ему там совсем неплохо. Успел привыкнуть.
Элена — самая младшая из потомков того искателя приключений, который четыре века назад оставил родную Испанию и переселился в Америку, — выпрямилась, собираясь возразить. Она была журналисткой (единственной журналисткой в этой огромной и довольно влиятельной семье) — воплощением того самого прогресса, в который отказывались верить ее предки.
— Сейчас все меняется, — заявила она.
— Безусловно, — иронично улыбнулся дон Грегорио. — И все благодаря твоим друзьям-журналистам.
Перед подачей десерта дон Грегорио, как обычно, включил телевизор, и все на некоторое время притихли, чтобы посмотреть новости «от конкурентов», как говорил дон Грегорио с тех пор, как его младшая дочь начала работать в газете. Элена сказала, что ей претит обстоятельность, с которой в телевизионных выпусках новостей рассказывается о строительстве при тюрьме нового блока смертельных инъекций. А Инес после репортажа о сбитом тем утром на Лас-Америкас ребенке удивилась, что водитель, совершивший наезд, до сих пор не схвачен. Дон Грегорио заметил, что Инес, конечно, права, но что, возможно, водитель скрылся потому, что остановиться на месте происшествия в праздничный день, когда улицы полны народа, — значит обречь себя на суд Линча. На донью Риту новость произвела сильное впечатление. Пострадавший мальчик, Сильвестре Баррондо, находился в военном госпитале и не приходил в сознание.
— Странно, но это имя мне знакомо, — сказала донья Рита, глядя на Хоакина поверх вазочки с десертом. — Это не твой одноклассник, Эдуардо? — обратилась она затем к одному из своих внуков, но тот, не переставая жевать и не поднимая глаз, помотал головой.
Сеньор Касасола принялся расспрашивать Хоакина о его университетских (на самом деле несуществующих) делах.
— Оставь его в покое! — заступилась за него Элена. — Мирно же обедали, зачем опять начинаешь?
— И то верно, — согласился ее отец. — Пусть живет как хочет.
На этот раз он даже пощадил своего племянника и не стал рисовать перед ним ужасные картины того, к чему приведут его дурные привычки, сомнительные дела и плохая компания, странные идеи, которые он исповедует, непобедимая лень и полное отсутствие интереса к семейному бизнесу, а перевел разговор на другую тему — заговорил о предстоящем дне рождения доньи Риты, так что семейство Касасола дружно принялось обсуждать меню, спорить о том, каких музыкантов нанять, и решать, кто из родственников достоин приглашения на торжество, а кто нет.
