Как-то поутру часовые завидели вдали всадников на белых конях. Подскакали всадники к подъемному мосту, натянули поводья, остановились. Люди хошабского бея приняли у них коней, пригласили войти в крепость.
Сам бей встретил их у внутренних ворот. Все они были люди хорошо ему знакомые, вожди племен, которые жили в этих краях. Догадывался он и почему они пожаловали. Видимо, Махмуд-хан еще не готов к осаде крепости.
Разговор начал зиланский бей, красивый, горячего, удалого нрава молодой человек с орлиным носом и густым, низким — как из бочки — голосом:
— Зачем доводить дело до войны? Не лучше ли договориться по-доброму? Махмуд-хан собирает уже войско, скоро выступит. Нам удалось пока его удержать. Слово за тобой.
— Вы сами все понимаете не хуже меня, — ответил хошабский бей. — Не могу я выдать паше Ахмеда и Гюльбахар, не могу! Любое желание паши с удовольствием исполню, только не это. Если я нарушу закон гостеприимства, ни один пес — не то что человек — в мою сторону не посмотрит. Вечным позором запятнаю себя и свой род. Вы все люди умные, бывалые, вам и карты в руки, найдите какой-нибудь выход. А паше засвидетельствуйте глубочайшее мое почтение. Скажите, все сделаю, чего он ни пожелает. Все свое богатство пожертвую, жизнь отдам за него. Пусть только слово молвит — справлю его дочери свадьбу, каких свет не видывал, зятю несколько деревень подарю. Все сделаю, чего ни пожелает. Одного не могу — нарушить закон гостеприимства.
— Все верно, даже возразить нечего, — сказал зиланский бей своим спутникам. — Напрасно мы сюда приехали.
— Совершенно напрасно, — поддержали его другие беи. — С таким предложением, как это, и обращаться-то не подобает. Стыд и срам!
На другой же день сели они на коней и умчались прочь.
Махмуд-хан даже не сомневался, что его посланцы привезут с собой беглецов, обдумывал уже, какой лютой казни их предать. Никак не ожидал он отказа. Рассчитывал, что хошабский бей испугается его угрозы и выдаст Гюльбахар и Ахмеда. Кто бы мог подумать, что такие родовитые посланцы вернутся с пустыми руками?!
Когда паше рассказали о разговоре с хошабским беем, он просто взбеленился. Вот до чего дело дошло — никто больше с османцами не считается. Будь у него достаточно сил, в тот же день, в тот же час выступил бы в поход, стер бы с лица земли проклятую хошабскую крепость. Но сил не хватало. Поэтому Махмуд-хан решил сначала списаться с Рюстемом-пашой, что жил в Эрзруме.
Однако ярости своей Махмуд-хан не показал: при беях надлежит вести себя сдержанно.
