Татьяна смеётся:
– Обычно мужики в постели думают о чём угодно, только не о женщинах.
Я поднимаюсь с кровати и начинаю слоняться по комнате в поисках трусов.
– Честно говоря, я думал о женщинах в контексте мужчин. Точнее, я думал, насколько же мы – мужчины и женщины – на самом деле друг на друга похожи.
– Уже начал себя морально готовить к приобретению гомосексуального опыта?
Швыряю в неё только что найденными трусами, но Татьяна ловко прячется под одеялом и мой снаряд с большим перелётом приземляется на кровать.
– Тебе, как писателю, такие мысли полезны, – вещает она из-под одеяла. – Я бы даже сказала, необходимы.
Залезаю обратно на кровать и хлопаю по тому месту, где предположительно находится Татьянина попа.
– Мимо, – слышится из-под одеяла.
Хлопаю ещё раз – в ответ доносится подтверждающий прямое попадание визг.
– Ладно, вылезай, – говорю я, приподнимая одеяло, – а то я тебя защекочу.
Татьяна аккуратно высовывается из укрытия.
– Щекотка запрещена Женевской конвенцией наряду с химическим оружием и кассетными бомбами. Тебя будут судить как военного преступника!
Обнимаю её через одеяло и сильно прижимаю к себе.
«Я люблю эту женщину, – говорю я себе, – люблю, люблю, люблю…»
– Задавишь, дурак! – пищит Татьяна. – Отпусти.
Разжимаю объятья и валюсь рядом.
– Мне хорошо с тобой, – говорю я и целую её в торчащую из-под одеяла макушку, – очень.
Татьяна покидает свой кокон и всем телом поворачивается ко мне. Её волосы взъерошены, а в глазах – знакомые искорки. Такой она была в «Жёлтой кофте», и совсем не похожа на ту серьёзную даму, которая полчаса назад читала «Вальсирующих».
– Как мне кажется, ты ждёшь от меня ответного признания, – говорит она, – так?
В знак согласия я ещё раз целую её, на этот раз в губы. Татьяна принимает поцелуй, но затем слегка отстраняется:
– А ты не боишься, что я тебе совру?
– А ты соврёшь?
На Татьянином лице образуется гримаса удивления:
– Конечно совру, я же женщина!
Эти её слова повергают меня к действиям. Запахнувшись в одеяло, словно в тогу, я поднимаюсь на одно колено, и делаю театральный жест рукой.
– Тогда не отвечай ничего! Пусть лучше я умру в незнании, чем буду ложью одурачен!
Татьяна громко хлопает в ладоши:
– Браво, Лерик! Всё или ничего, как это по-мужски!
Устало ложусь обратно:
– А как будет по-женски?
– По-женски? – переспрашивает Татьяна. – А женщину совершенно не смущает незнание чего-либо. Она спокойно может себе придумать то, чего не знает, проще говоря, «накрутить», а потом убедить в своей правоте мужчину, для чего ей, чаще всего, приходится устраивать скандал.
