Разговор начинает надоедать, но бросить просто так трубку я не могу – товарищ всё-таки.
– Слушай, – говорю я доверительным тоном, – извини, конечно: у тебя что-то не так с Катрин?
Некоторое время я слушаю треск, а затем долгий протяжный вздох, стоящий тысячи слов.
– Я не знаю, что мне теперь делать… за что хвататься… – рыдает Дон Москито. – Катрин ушла… навсегда…
Значит, Татьяна была права, и в этом всё дело. Я уже собираюсь сказать что-то вроде «Жизнь продолжается» или «На ней что, свет клином сошёлся?» и повесить трубку, как в мою голову падает совершенно невозможная мысль.
– Коль, а ты сейчас в каком пиджаке? – спрашиваю я.
– Что значит, в каком? – от неожиданности трезвым голосом отвечает Дон Москито. – Ни в каком… я в трусах на кухне сижу, а за окном снег…
– Почему дома? – удивляюсь я. – Почему не на работе?
– Отгул взял, – поясняет он, – чтобы напиться…
– Понятно… а в каком ты был в «Жёлтой кофте»?
– В каком, в каком… у меня он, вообще-то, один.
– Тогда пойди, найди его и поищи в карманах.
– Поискать что?
– Сложенный вчетверо листок.
– Сложенный вчетверо листок, – как попугай повторяет за мной Дон Москито, – ну, хорошо, подожди…
Я слышу, как трубка на том конце грохается на что-то твёрдое.
Долго, очень долго длятся секунды, пока Дон Москито изучает содержимое карманов своего единственного пиджака. Я вслушиваюсь в телефонный треск, сквозь который еле-еле пробивается далёкая тихая музыка.
– Нашёл, – наконец, слышу я, – что дальше?
– Разворачивай.
Снова пауза, на этот раз не такая продолжительная, но всё равно достаточная для развёртывания десятка сложенных вчетверо листков.
– Слушай, тут телефон какой-то, – донельзя удивлённо сообщает Дон Москито, – и подпись есть: «Анна».
Я радостно выдыхаю:
– Звони по нему, и будут тебе перемены в жизни.
Дон Москито долго молчит.
– Просто представь, что это твой пропуск в новую жизнь, – говорю я.
Снова молчание, изредка прерываемое вяловатым шмыганьем.
– Катрин уже не вернёшь, – использую я последний аргумент, – просто позвони.
– Спасибо, – произносит Дон Москито голосом, в котором уже больше надежды, чем отчаяния, – позвоню.
– Только прямо сейчас не звони…
– Не буду, нажравшийся в любви несовершенен…
Неимоверным усилием подавляю смешок:
– Вот и молодец, не пей больше.
– Да у меня и нечего… – упавшим голосом говорит Дон Москито, – пойду спать.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Лерик. Пока.
– Пока, – говорю я уже в короткие гудки.
«Странно, – думаю я, положив трубку, – первый раз кто-то из моих друзей таким вот образом излил мне душу. Раньше я ничего подобного ни от кого из них не слышал, да и сам никому в жилетку не плакался. Может, это возраст? Конечно, доверие ко мне со стороны Дона Москито радует, но на него принято отвечать ответственностью…»
