«Ему не так жаль, что он не увидел Августа, как жаль бутылок, — думает Неле. — Пусть пьет и убирается поскорее».
— Идите на кухню, — показывает Неле. — Там есть посуда и штопор. Вам дать что-нибудь поесть?
Александр покраснел и не смотрит на Неле. Он понял, что она хочет его оскорбить. Но за что?
— Может быть, у вас есть ванная? —спрашивает он. — Я больше люблю пить в ванной, чем на кухне.
Неле брезгливо морщится. («Все-таки ему очень важно — выпить!»)
— Ванная у нас служит для другой надобности, — говорит она. — Разденьтесь и посидите здесь несколько минут. Я пойду приготовлю вам стол.
— Я не собираюсь напрашиваться в гости. — Александр пытается проявить гордость, но почему-то очень хочется выпить с этой строптивой девицей.
— Мне лучше знать, как с вами обращаться, — говорит Неле, забирает бутылки и уходит в комнату.
33
Все тише становится ветер. С востока плывет дымчатый зимний рассвет. Все спокойно на «Нептуне». Мерно ухает машина в его глубоком металлическом чреве. Кроме вахты, все спят. Кое-кто нашел еще силы раздеться. Некоторые сняли резиновые куртки, ватники и сапоги. Некоторые свалились на койки в ватниках и в сапогах. Игорь разделся донага, но тратить дорогие минуты на распитие чаев не стал. Михаил Васильевич обошел судно, проверил, убрано ли все лишнее с палубы, выпил три стакана горячего чаю и только после этого пошел в каюту. С десяти часов он будет стоять вахту с третьим. Сейчас на мостике капитан и второй.
Каховский сидит на ракетном ящике, закрыв глаза. Возможно, он дремлет. Август Лееман ходит по мостику, заложив руки за спину, и следит за поведением «Аэгны». Уже почти совсем светло. Видно, как она болтается на буксире и зарывается носом в воду. Издали на ней все выглядит благополучно. Демидов только что передал, что у него вышло из строя рулевое управление: при ударе повреждено перо руля. Он пробовал работать машиной, чтобы увеличить ход, но шхуна сразу начинает уходить в сторону. Август заходит в рубку.
— Что? — спрашивает Каховский, не открывая глаз.
— Норма. Демидов спрашивал, нужно ли подрабатывать машиной. У него руль заклинило на правам борту. Я ответил, что не надо.
— Почему так ответили?
— Он будет тянуть нас вправо. Это мне ни к чему. Час выигрыша во времени теперь не так уж необходим. Во-вторых, пусть у него люди отдохнут. Они не железные.
Каховский открывает глаза.
— В прошлом году — вас еще не было — мы снимали у Гогланда с камней одного немца. Здоровый пароходище, на три тысячи тонн. Подошли мы к нему в двадцать два часа с минутами. Тоже шторм, снег. У берега уже припай был. Он плотно сидел. Имел две пробоины. Часов пять мы его дергали в одиночку. Потом подошли два военных буксира. В общем, сняли мы его в десять утра. Потом два часа откачивали из него воду и заделывали пробоины. Немцы к тому времени ползали, как мухи по стеклу. Ни один бруса поднять не мог... Вот такая картина. Четырнадцать часов никто из нашей верхней команды не сходил с палубы. Работали как черти. Это с одной стороны. А с другой стороны — попробуйте вы этого же самого матроса заставить отстоять лишних два часа на вахте при совершенно нормальной погоде. Он разноется, как молочница, и заявление в судовой комитет напишет, что его эксплуатируют.
