— Кто это сказал, Зина?
— Не все ли равно! Важно, что это правда. Ох, — вдруг всполошилась она, — уже, наверное, очень поздно!
Я попрощался с Зиной у ее ворот и снова остался один со своими мыслями и заботами. Бежать на Демиевку к дяде Мирону было поздно, там уже давно все спят, а возвращаться домой без денег, не выполнив просьбы отца, просто невозможно.
Расставшись с Зиной, я словно спустился с облаков на грешную землю. Что сказать старику?
На Черноярской тихо, как на кладбище. Редко попадаются освещенные окна. Улица спит. У ворот нашего дома слышу звонкий смех Княжны. Она провожает кожаного гостя: у него брюки, куртка, сапоги и даже фуражка из кожи. Княжна слегка пьяна, но меня узнает сразу же.
— Вот еще один гуляка, нашего полку прибыло! Где ты, малыш, шлялся? — и она, хохоча, пытается обнять меня.
От Княжны разит дешевыми духами и водкой. Она охотно даст взаймы десятку, ведь сегодня она при деньгах. Но я молчу — знаю, каким образом она зарабатывает.
До чего противен этот кожаный тип! За деньги покупает он Люськину любовь. Люська очень красивая, самая красивая на Черноярской, ей еще нет семнадцати лет, а она уже все-все знает, даже больше меня. Юбку Княжна носит узкую и такую короткую, что просто глаз не оторвешь от ее голых коленок, а прозрачная блузка вот-вот лопнет под напором тугих грудей. На пляже все парни пялят на нее глаза. Люська иногда такое говорит, просто ужас. Она поклялась сделать из меня мужчину. Интересно, как это она будет делать из меня мужчину, черт возьми!
— Не уходи, голубок мой, — воркует она.
Я отмахнулся и пошел к своему дому.
Два черных силуэта шагнули мне навстречу.
— Где ты ходишь, фраер несчастный? — сказал один голосом Степки.
— А ты чего здесь торчишь ночью?
— Мы ждем его не дождемся, а он еще опрашивает, отчего да почему.
— Деньги принес? — спросил Саня.
— Деньги? Ни черта не достал. — Я почему-то принялся выворачивать карманы.
— Сухой, я ведь сказал — пижон придет сухой. — Степка вынул из-за пазухи десять рублей. Он всегда носил деньги под рубашкой, так как брюки ему шили без карманов. Я вздохнул с облегчением и на радостях чистосердечно признался, где провел вечер. И как мы слушали «Персидский базар», и как бродили по парку — все рассказал.
— Нас на бабу променял, — попрекнул Точильщик.
Саня молчал. Он просто завидовал мне. Ведь у него была уже «любовь» с одной укротительницей львов, они будто даже целовались за кулисами. Мы присели на лестнице, никому не хотелось идти домой. Я вспомнил о приглашении Зины в клуб металлистов.
