Ответ понравился, и краснофлотцы дружно хохотнули. Тот, к кому относились все эти слова, медленно налился кровью, отчего его лицо с широким расплюснутым носом и оттопыренными ушами стало еще более некрасивым. Видя его смущение, краснофлотцы дружески похлопывали его по плечам, старались наперебой развить остроту:
— Не робей, Колкин! Ежели тебе в темноте знакомиться, то и за красавца сойдешь!
— Колкин! Не слушай их, дураков! Ешь перед обедом крем «Снежинка» — во как помогает!
— Говорят, ты Ларисе приснился, так она потом неделю заплаканная ходила!
Колкин стоял, тяжело отдуваясь, как пловец, выбивающийся из сил, не зная кому отвечать, проклиная самого себя за то, что первый начал этот разговор. Его выручил подошедший Зимский. Смех прекратился, с новой силой ожесточенно застучали ломы п лопаты — при Зммском, по молчаливому уговору, о Ларисе не вспоминали.
Работа пошла веселее. У многих на губах еще витала непогашенная улыбка. Сам Колкин с такой силой вгонял лом в ухающую землю, что казалось, вот-вот он согнется, как прутик, в его граблеобразных руках. Несколько минут работали молча, только слышался звон инструментов да тяжелое дыхание людей. Затем Гусев вновь нарушил молчание:
— Мне вот что, ребята, не ясно: неужели будем стоять, если он на нас всей армией двинет! Разве удержимся?
Все это было сказано беспечным тоном, но в интонации голоса чувствовался тщательно скрываемый испуг. Никто ему не ответил, хотя по лицам было видно, что Гусев со своими мыслями не одинок. Поняв это, Зимский с силой воткнул лом в землю и раздраженно сказал:
— Слушай, Гусев! Ну и надоел же ты со своим нытьем! Ты слышал, что говорил час назад капитан третьего ранга?
— Ну, слыхал! — вызывающе ответил тот, также воткнув свой лом в землю. — Дальше что?
— Что, что! — передразнил его Зимский. — Значит, плохо слушал, если спрашиваешь! Так вот я тебе напомню — была команда «Стоять насмерть!», а это значит, что не твое, дело рассуждать, сколько «он» и чего на нас двинет — армию или две! Начальство знает, что делает — ему виднее!
— Во, во! — подхватил Гусев. — «Начальство знает», «ему виднее», а другую голову мне даст начальство, если ее немцы освободят от шеи?
Он покраснел и сжал кулаки. Было видно, что, распалившись, он сейчас выкладывает самое затаенное, самое сокровенное, что долго и мучительно скрывал в душе. В его глазах все уже было обречено. И незачем, значит, держаться за этот поганенькнй клочок земли, незачем зря отдавать молодые жизни. Зачем? Для кого? Хватит агитации! Может быть, еше прикажут бросаться с гранатами под танки? Нет уж! Для этого существуют противотанковые пушки. Л если нет их в равелине — не его дело! «Начальству виднее!» Ну вот, пусть и думает это начальство, как их достать!
