— Теперь в оба смотрите, здесь должны «мессершмитты» рыскать, — предупредил командир. [61]
Бомбардировщик забрался на две тысячи. Здесь было совсем не жарко, и Золотарев полюбопытствовал:
— Как, командир, цыганский пот не прошибает? Может, спустимся?
— Ни в коем случае. Ты забыл — я в унтах, — пошутил Серебряников и спросил: — Стрелки, как самочувствие?
— В порядке, — отозвался Довгаленко. — Глядим в оба.
— Впереди справа — четыре точки, — доложил Довгаленко.
Золотарев не сразу увидел летевшие навстречу самолеты: Довгаленко всегда поражал его своим зрением -видел то, что, казалось, невозможно узреть простым глазом; он осматривал небо, словно локатором, и привозил из разведки такие данные, которые трудно было отыскать на снимках. Скромный украинский паренек, черноокий красавец, он был надежным защитником экипажа. На его счету уже имелся сбитый истребитель, и сержант ни разу не позволил фашистам зайти в хвост своему бомбардировщику, поджечь его. Команды Довгаленко были лаконичны, грамотны, упреждающи: словно хороший шахматист, он на много ходов вперед разгадывал замысел противника. Его коллега воздушный стрелок Кукса тоже в своем роде был оригиналом: медлительный, немногословный, по-крестьянски прижимистый — стрелял только короткими очередями, жалея каждый патрон, — в бою преображался: все видел, все слышал и успевал посылать отсекающие трассы, которые сбивали у фашистских летчиков охоту лезть на рожон. В общем, командование считало экипаж слетанным и нередко поручало ему самые трудные задания.
Четыре точки, как Золотарев и предположил, оказались «мессершмиттами». Серебряников дал команду приготовиться к отражению атаки. Но истребители, то ли не заметив одиночный бомбардировщик — он летел ниже, то ли имея более важное задание, прошли своим курсов Следом за ними показался строй бомбардировщиков Ю-88, более двадцати, а над ними еще две четверки «мессершмиттов» — истребители сопровождения. Пошли, видимо, на Сталино.
А внизу впереди, чуть правее, виднелось уже Запорожье, затянутое смрадным дымом, стелющимся вдоль левого берега Днепра; то там, то здесь вспыхивали разрывы, [62] город обстреливала вражеская артиллерия, а может, и бомбила авиация.
— Командир, десять градусов влево, — попросил Золотарев. — Пройдем южнее.
Когда бомбардировщик, сделав петлю, взял курс вдоль Днепра, в небе появились
разрывы: фашистские зенитки, расположившиеся на правом берегу, открыли огонь. Серебряников набрал еще триста метров, и белые облачка стали вспыхивать то ниже, то выше — зенитчики пристреливались.
