Не могло быть и речи о том, чтобы проскользнуть незамеченным через широкий двор имения казия. Бехбит решил действовать осмотрительно. Шагах в двадцати, у стены хозяйского дома, лежали тюки с шерстью. Надо было спрятаться за ними. Потом добраться до стены, перемахнуть наружу. А там, наверное, должны стоять оседланные лошади на привязи.
До тюков с шерстью Бехбит добрался благополучно. Но тут из хозяйского дома вышел лутчек. Не обращая на него внимания, Бехбит взвалил один из тюков себе на спи-ну и пошел к дому. Одна из дверей оказалась открытой; полная белолицая женщина что-то делала, склонившись над сундуком с откинутой крышкой. «Жена хозяина», — мелькнуло в сознании парня. Еще не придумав, как ему поступить, он обратился к женщине:
— Куда свалить этот тюк, укажите, тетушка… — И прикрыл за собой дверь.
Женщина покраснела, хихикнула: рослый, плечистый парень явно нравился ей. Она даже не подумала сопротивляться, когда Бехбит ладонью закрыл ей рот и пригнул к сундуку. «Коза — о жизни, мясник — о жире», — подумал Бехбит. Приподняв пухлую, податливую тетку, с силой впихнул ее в сундук, сверху бросил одеяло. Шепнул: «Сиди без звука!» — и, пригрозив ножом, захлопнул крышку сундука. Потом огляделся: что делать дальше?
В смежной комнате послышались голоса. Подойдя к нише, Бехбит прислушался. Беседовали Абдурашид и казий.
— Шукура Данавсыза необходимо было прикончить, — словно в чем-то оправдываясь, говорил Абдурашид. — Он мог выдать меня красным. Вообще он ненадежным стал — я это давно заметил…
— Ну и черт с ним! — сказал казий. — Но вот этот, что к мирахуру в доверие втерся, наделал бед. Сколько людей потеряли зря!
— Зато уж и я закрутил головы большевикам! — снова начал похвальбу Абдурашид. — Солдаты почти поверили, что везут товары в Афганистан и что командир — предатель…
Они еще долго беседовали, потом пришел Искандер-паша. Все трое вышли в другую комнату, позвали слугу с тазом и кувшином — мыть руки. Бехбит наблюдал сквозь приоткрытую дверь за двором: там сновали лутчеки, и невозможно было выйти незамеченным.
Хозяин и гости поели, Абдурашид собрался в путь. Вызвали лутчеков, снарядили верблюдов; караван отправился. Потом на дворе поднялся шум, потасовка с родственниками мирахура. Наконец все стихло. Казий стукнул в стену.
— Жена! Эй, Бике-джан!
Ему никто не отозвался. Бехбит понял, что сейчас казий войдет сюда, открыл дверь, спрятался у самого выхода с ножом в руке. Казий, выйдя во двор, скоро появился у дверей в женскую половину дома; заложив под язык порцию жевательного табака — наса, он спрятал в карман шаровар табакерку из тыквы, шагнул в дверь. «Ых-х…» — и мягкий звук падающего тела. «Это тебе за всех керкинских бедняков, которых ты грабил!» — со злобой подумал Бехбит. Снова выглянул за дверь: никого. Бегом пересек двор и спрятался за широким стволом шелковичного дерева. У забора стоял амбар, доверху наполненный сеном. С него можно было прыгнуть за забор. Только в этот момент-по двор вышел и сел на завалинке лутчек.
