— А что — ерунду предлагаю? — разозлился Кемал. — Сражаться предлагаю! А трусы пусть не мешают.
— Аг, ну тебя, — обиделся Хайдар. — Заваришь кашу, а расхлебывать всем придется.
Он отошел, а Каджар сказал серьезно:
— Смотри, Кемал, не наделай глупостей. Без меня ничего не предпринимай. Понял?
— Ладно. — угрюмо буркнул Кемал и с силой ударил ломом по обломку стены.
К ним подошел весь покрытый пылью, но таинственно улыбающийся Никодим Арсентьевич.
— Ребята, — оглянувшись, негромко позвал он. — Смотрите — картошка. На темных его ладонях лежали темные обгорелые комки.
— А ну? — Каджар разломил картофелину, откусил, улыбнулся. — Подгорела малость, но пойдет. Где взяли?
— Там подвал, — захлебываясь от радости, возбужденно заговорил Никодим Арсентьевич, — картошки уйма! Видно, пожар был, обгорела, но внутри хорошая!
Кемал, почти не очищая, жадно съел несколько картофелин.
— Чарджуйские яблоки, а не картошка! — восхищенно сказал он. — Заберем, сколько сможем. Ребят в бараке угостим.
— Там, в этом подвале, может, еще что есть? — спросил Каджар.
— Не знаю, — виновато развел руками Никодим Арсентьевич, — темно очень. С краю пошарил — картошка. А дальше не пролезть, завал.
— Не беда, — улыбнулся повеселевший Кемал, — пробьем дорогу. Покажите — где.
Они осторожно стали расширять лаз.
Когда пленные сели передохнуть, остроносый конвоир подошел поближе, остановился — ноги калачиком — и, показав пальцем на Кемала, спросил что-то по-немецки. Его и без того изборожденное морщинами лицо стало при этом совсем сморщенным, и нельзя было понять, улыбается он, сердится или просто собирается чихнуть.
— Спрашивает: сколько лет? — перевел Каждар.
— О! — неопределенно сказал немец, узнав, что Кемалу всего восемнадцать, и посмотрел на него долгим взглядом.
«Считает мальчишкой», — с обидой подумал Кемал и вдруг вспомнил, что собирается убить его и что, не будь Каджара, морщинистый старик уже лежал бы где-нибудь в развалинах с проломленным черепом.
«Ничего, — подумал Кемал, — повоевать мне довелось и еще наверняка придется. Фрицев на мой век хватит».
— Не смотри, что молод, — развеселившись, сказал он конвоиру. — Я уже и повоевать успел.
Немец не понял и засмеялся.
Тогда Кемал встал, вскинул руки, будто прицеливался из автомата, сделал страшные глаза и крикнул:
— Фашист — та-та-та-та! Ферштейн? — это слово он уже знал, так же, как «хальт», «хенде хох», «шнель».
Морщины на лице солдата чуть разгладились, взгляд стал серьезным.
