Через какое-то время пришли люди в гражданском, очевидно сельские полицаи, и сняли с меня хромовые сапоги, бросив взамен драные опорки. Они ушли, оставив дверь открытой.
Во дворе стояла кухня, возле которой все время крутились пьяные немецкие солдаты. Наши военнопленные, видимо, уже знали порядок, заведенный здесь, и один за другим вышли во двор.
В комнате остались мы с сержантом Молотковым.
- Володя, - зашептал я ему (мы теперь называли друг друга только по имени), - мне выходить нельзя. Каждый немец, каждый полицай будет спрашивать, где я обгорел. Иди и узнай, нет ли какой-нибудь возможности убежать.
Володя ушел, а я остался лежать на грязном полу. Лежу один и думаю. Какие только мысли не приходят в голову! Вспоминаю родной город и Волгу, где купался еще босоногим парнишкой, стареньких родителей, ту ночь, когда по горной тропинке провожал Марусю… Что стало с ней? Жива ли она? Успела ли убежать от немцев? В трудную минуту мы оказались далеко друг от друга, и я не смог прийти к ней на помощь. А теперь у меня впереди самое страшное, самое позорное, что может постигнуть солдата, - плен. И это тогда, когда враги стремительной лавиной идут по моей земле. Нет, нет! Надо бежать!
Я поднялся с пола и, придерживаясь за стены, подошел к окну, которое выходило во двор. Повсюду бродят солдаты с автоматами. Вдруг хлопнул выстрел. Пленные бросились в разные стороны. «Володя…» - похолодел я.
А во дворе еще выстрел, еще и еще. Значит, добивают пленных. Я ждал, что сию минуту придут за мной, чтобы и меня пристрелить. Ну, так мне все равно, чтобы со мной ни сделали. Пусть расстреляют, пусть растерзают на кусочки, - я-то знаю, сколько немецких солдат мы положили огнем своих дотов! Долго враги будут помнить нашу линию обороны! От этой мысли мне стало как будто легче, даже веселее на душе. [38]
По лестнице кто-то поднимался. Я приготовился ко всему и смотрел на дверь с вызовом. Но на пороге показался Володя Молотков.
- Кого расстреливают? - бросился я к нему.
- Повара на немецких кухнях пробуют, как стреляют наши винтовки.
- Хорошо, что ты жив, - обрадовался я. - Ну, как, что ты узнал?
Володя опустился на пол.
- Ничего, - проговорил он тоскливо. - Кругом кишат немцы. Отсюда удрать не удастся. Придется ждать удобного момента. Только вам, Ванюша…
- Тебе, - поправил я.
- Тебе нельзя сейчас выходить во двор. Немцы уже спрашивали, где обгорелый танкист. Если достану чего поесть, принесу.
Немцы приняли меня за танкиста - значит, где-то наши танкисты здорово им вложили.
