Долго еще можетъ-быть изливалась бы она передъ своимъ невнимательнымъ слушателемъ, еслибы не раздался легкій стукъ въ дверь, прервавшій ея нравоученіе и раздумье мистера Джонса, обдумывавшаго необходимыя предписанія.
— Войдите! крикнула мистриссъ Морганъ.
Вошла Руфь. Она была блѣдна и дрожала, но вошла съ тѣмъ достоинствомъ, которое всегда придается сильнымъ, сдержаннымъ чувствомъ.
— Я пришла просить васъ, сэръ, обратилась она къ доктору: — объяснить мнѣ прямо и ясно что я должна дѣлать для мистера Беллингема. Я исполню въ точности всѣ ваши предписанія. Вы упоминали о пьявкахъ, — я могу ихъ поставить ему. Скажите мнѣ пожалуста, сэръ, все что нужно дѣлать.
Она была серьозна и спокойна; ея видъ и поступки явно говорили, что важность несчастія вызвала въ ней всю необходимую силу бороться съ нимъ. Мистеръ Джонсъ отвѣчалъ ей съ большимъ почтеніемъ, нежели за нѣсколько минутъ до того, на верху, когда еще онъ считалъ ее сестрою больного. Руфь серьозно выслушала его, повторяя нѣкоторыя изъ его внушеній, чтобы убѣдиться, что она въ точности поняла его и потомъ поклонясь, ушла изъ комнаты.
— Она не изъ простыхъ! замѣтилъ мистеръ Джонсъ. — Однако она слишкомъ молода чтобы возложить на нее отвѣтственность въ такомъ важномъ случаѣ. Не извѣстно ли вамъ мѣсто жительства кого-нибудь изъ друзей больного?
— Какъ же, какъ же! Вѣдь у него мать, такая важная леди! Прошлый годъ она была проѣздомъ здѣсь въ Валлисѣ и остановилась у насъ. Ну, ужъ я вамъ скажу, ничто-то было не по ней; настоящая леди! Она оставила здѣсь кое-что, изъ платьевъ и книги (горничная-то у нея была почти такая важная, какъ и сама барыня, не слишкомъ-то смотрѣла за вещами, больше все любила прогуливаться съ кавалерами); потомъ мы, получили отъ нея нѣсколько писемъ. Я замерла все это въ ящики конторки, гдѣ обыкновенно держу такія вещи.
— Прекрасно, такъ я совѣтую вамъ написать къ этой леди, извѣстить ее о положеніи ея сына.
— Не будете ли вы такъ добры, мистеръ Джонсъ, не напишете ли сами, у меня что-то не складно выходитъ поанглійски.
Письмо было написано, и чтобы не терять времени, мистеръ Джонсъ, самъ, отвезъ его въ Лангдасъ на почту.
Руфь отгоняла отъ себя всякую мысль о прошломъ или о будущемъ, все, что могло помѣшать ей въ исполненіи ея настоящихъ обязанностей. Избытокъ любви замѣнялъ для нея опытность. Съ перваго дня, она не оставляла комнаты; она принуждала себя ѣсть, потомучто ей нужны были силы, и не позволяла себѣ плакать, потомучто слезы мѣшали ея бдительности. Она ходила за больнымъ, выжидала и молилась; молилась съ полнѣйшимъ самозабвеніемъ, съ сознаніемъ единственно того, что Богъ всемогущъ и что тотъ, кого, она такъ горячо любитъ, нуждается въ его всесильной помощи.
