Величайшее заблуждение полагать, что в семьдесят лет человек — за пределами жизненных интересов. Поменьше углеводов, побольше фруктов и овощей, хорошую стрижку-прическу, обуть-одеть в брючки да кроссовочки и глядишь — поскачет, как те шустрые пожилые интуристы, путешествующие толпой за тысячи миль от родных берегов. Чем же наши хуже их? Об этом часто думал Павел Александрович и обида за себя и Светлану Георгиевну не отпускала ни днем ни ночью. Он ничего не мог поделать с собой. Бессилие, унижение находило свой выход в упреках жене. Это ее потворство и мягкотелость причиной тому, что Григорий сознательно избрал себе такой образ жизни. Потом, после ссор и размолвок, Павел Александрович понимал несправедливость этих упреков, оправдывая себя тем, что результат воспитания в наименьшей степени зависел от него. Двухсменная работа и редкие выходные, как ему думалось, обеспечили материальную базу, — это была область его ответственности, остальное от него не зависело.
Мать есть мать. Она тоньше, ранимей, она больше чувствует сердцем, не анализируя свои чувства и не думая о своей жалости к ребенку, о готовности идти на жертвы ради него. Светлана Георгиевна никогда не допускала и мысли о том, чтобы отправить сына в тюрьму, хотя поводы к этому были. Наказать его так жестоко, даже если и заслуженно, казалось ей диким и недопустимым. Страдая, разрываясь между больным мужем и убогим душою сыном, она не предпринимала ничего, что могло бы радикально, в одночасье вывести из этого безнадежного тупика. В трезвые минуты сына она мягко беседовала с ним. Он соглашался, молчал, не возражал. В запойные недели кричала, угрожала милицией, психиатрами, а тот ухмылялся да требовал треху, пятеру каждый день. И… она давала, потому что боялась. Не за себя, что стукнет или пришибет, а за него, чтобы не украл, не ограбил кого.
Когда было совсем невмоготу от его курева, перегара, пьяного куража, уходила на улицу и часами бродила, сидела на скамеечках. Отец, запершись в изолированной комнатке, ни на что уже не реагировал, здоровья явно не хватало. Мороз и слякоть загоняли ее в подъезд, и около своей квартиры сидела Светлана Георгиевна на ящичке, дожидаясь, когда Григорий заснет. Соседи видели все и сами обратились к участковому. Молодой лейтенант поначалу резво взялся за Григория, начал оформление материала за тунеядство, да мама его заявила, что хоть он и не работает, но помогает ей по дому. А то, что содержит она его, так это никого не касается, это ее личное дело, ее беда. Лейтенант махнул рукой: притона нет, скандалы — внутри семьи, особых жалоб от граждан не было.
