— Ничего не могу сказать, — ответил он.
— Делайте что должно, — отвечала она.
Гость приподнял голову Гритье, подложил под нее свою руку и подержал так.
— Давно ли, — спросил он, — ваш доктор решил, что эта девушка мертва?
— За три часа до вашего прихода, господин доктор.
— И сколько, он вам сказал, она уже мертва?
— Уже двадцать семь часов, — ответила Розье, просчитав на пальцах.
— И какая же, по его мнению, болезнь унесла ваше дитя?
— Апоплексический удар, какого он никогда не видал.
— Апоплексический удар! — улыбнувшись, повторил Поль. — Волосы-то еще теплые, — добавил он.
— Что вы сказали? — спросила Розье.
— Я сказал, что волосы еще теплые и этот цвет лица совсем не такой, какой бывает у мертвых. Я говорю, что ваш доктор, быть может, совершил ошибку.
— Как! — трепеща, сказала Розье. — Да точно ли вы врач?
— Да.
Розье вздрогнула от надежды и издевательски расхохоталась.
— Эко ведь, — сказала она, — вы говорите, что не уверены, будто Гритье умерла?
— Не уверен.
— Повторите.
— Совсем не уверен в этом.
Розье взяла его за руку и подвела к маленькому деревянному столику, покрытому навощенной материей, что стоял промеж двух окон. Она дрожала как осиновый лист; несколько раз раскрывала рот, пытаясь вымолвить что-то, и много раз проглатывала слова, так и не сказав их. Наконец она постучала по столу.
— Послушай, — сказала она, и плача и смеясь, пожирая собеседника глазами, — послушай, если эти слова не для того только, чтобы надо мною насмеяться, если ты не врешь, если спасешь этого ягненка, уже приготовленного мяснику, я отсчитаю тебе на этом столе, отсчитаю и золотом, и купюрами, и пятифранковыми монетами десять тысяч франков, слышишь ты, десять тысяч франков!
И старуха Розье разрыдалась, но уже совсем другими слезами — не теми, что были исторгнуты материнской любовью.
— Теперь ступай, — сказала она властно, подталкивая своего гостя к постели, — смотри, но смотри как следует! — И она погрозила ему кулаком. — И скажи мне, почему ты думаешь, что Гритье не умерла?
— Потому, — отвечал Поль, — что я вижу тут покой глубокого оцепенения, а не отвердение материи, из которой ушла жизнь.
— Если ты врешь, — сказала Розье, — ты подлец!
