е то, что нкоторые люди называютъ дйствительностью, но то, что было пошлой мечтой для Алберта>. Уже давно онъ отвергъ отъ себя эту мечту, давно уже устроилъ свой особенный міръ, въ которомъ онъ жилъ всегда съ любовью, всегда съ увлеченіемъ, всегда съ славой, всегда преклоненный передъ красотою. Гд бы онъ ни былъ, съ кмъ бы ни былъ, всхъ онъ любилъ, всхъ радовалъ. Пускай подъ вліяніемъ вина, но огонь безплотной страсти къ прекрасному, ни на минуту не угасая, горлъ въ немъ, такъ что всякая минута его была ему драгоцнна. Мечты, невозможные мечты съ ясностью и силой дйствительности, всегда тревожно радуя его, толпились въ воображеніи. Вся жизнь съ ея трезвой неуступчивой дйствительностью была закрыта отъ него, только радость, восторгъ, любовь и веселье вчно окружали его. И вдругъ насильно, желая будто бы добра ему, его вырвали изъ его міра, гд онъ великъ и счастливъ, и перенесли въ тотъ, гд онъ самъ чувствуетъ себя дурнымъ и ничтожнымъ. Все забытое, занесенное восторгами, прошедшее вдругъ возстаетъ передъ нимъ. Прежде ежели случайно онъ и вспоминалъ, что онъ оборванъ, что онъ нищій, что онъ бралъ и не отдавалъ деньги, кралъ, какъ это они называютъ, ему это только странно и смшно было. Зачмъ ему думать объ этомъ, когда онъ счастливъ <и счастливъ счастьемъ другихъ, онъ всхъ любитъ, готовъ все отдать для каждаго, и потомъ самъ Богъ устами красоты призываетъ его>. Теперь же самъ на себя онъ ужъ смотрлъ невольно глазами другихъ, и Боже! какое ему ужасное представилось зрлище, – нищій, воръ, пьяница, развратный, отовсюду выгнанный, всми брошенный, всми презираемый. Все это вмсто пожинающаго славу, счастливаго, геніальнаго художника. Выдти изъ этаго положенія по дорог дйствительности, какъ ему предлагалъ Делесовъ, опять служить, работать, платить, брать деньги, считать, покупать, здить въ гости,
>24 – онъ не могъ этаго сдлать, деньги, начальники, товарищи – это было для него пучина, непонятная пучина дйствительности. Нетолько выходить изъ этаго положенія, онъ не признавалъ себя въ немъ.
За что оскорблять меня, исправлять какъ дурнаго? думалъ онъ. Чмъ я дуренъ? Я никому зла не длалъ. За что же? Онъ невольно чувствовалъ злобу на Делесова и говорилъ себ: зa что, Богъ съ нимъ. Но потомъ опять приходилъ ему взглядъ общій людской на себя, и онъ мучался, мучался, усиленно стараясь унизить себя въ собственныхъ глазахъ. И все мысль, что одно вино и съ разу перенесетъ его сейчасъ опять на тотъ апогей счастія и величія, на которомъ онъ былъ, заставляла его желать однаго, вина и свободы. Въ эту 3-ю ночь онъ долго одинъ мучался, ходя въ своей комнат
