– Господи, спаси! – взмолилась моя питомица. – Если так будет все время, я умру!
Помочь ей я ничем не мог. Лишь время покажет, сумеют ли ее дух и телесная оболочка справиться с морской болезнью. Примерно один человек из дюжины так и не одолевает этот недуг. Я знал несколько случаев, когда во время длительного перехода люди сходили с ума от постоянной тошноты и бросались за борт.
Если б я не был агностиком, то прочитал бы молитву о скорейшем избавлении моей подопечной от слабости. Впрочем, я все равно это сделал. Как говорил Учитель, «от заклинаний хуже не будет».
Весь остаток дня я просидел на своем любимом месте, на марсе. Смотрел сверху на серо-зеленый простор Ла-Манша, испещренный белыми гребешками, и попеременно читал мантры с молитвами на всех известных мне языках.
Вечером я слетел вниз, снова заглянул в каюту. Дверь в ней заменял кусок парусины, поэтому попасть внутрь мне было нетрудно.
Огонек лампы ритмично колебался, окрашивая низкий потолок красноватым светом. На верхней койке мирно спал монах – этому качка была нипочем. Но спала и Летиция. Отличный знак! Дыхание ее было ровным, на приоткрытых устах застыла полуулыбка. Я возблагодарил Будду, Иисуса, деву Марию и всех прочих небесных покровителей. Утром моя девочка проснется здоровой!
Погасил лампу взмахом крыла, сел на подушку и тоже уснул. Морской воздух и хорошая волна для меня – самое лучшее снотворное.
Насколько я знаю из рассказов и чтения книг, люди могут увидеть во сне самые разные вещи. Подчас совершенно не связанные с человеческим бытом. Мне же всегда снятся только птицы, хотя волей судьбы я с самого рождения отторгнут от мира себе подобных. Если я болен или удручен, на меня нападает стая черных воронов. Если все хорошо, грезятся райские птицы. Если ни то ни се – воробьи да сизые голуби.
В первую ночь плавания на фрегате «Л’Ирондель» мне снились сладкозвучные соловьи, певшие все громче и громче, так что в конце концов я проснулся.
Зажмурился от солнечного луча, пробивавшегося сквозь щели орудийного порта. Ощутил аромат волос моей Летиции. Она, кажется, тоже недавно пробудилась и с удивлением озиралась вокруг.
Корабль легонько покачивало на плавных волнах Сквозь мирное поскрипывание и плеск моря слышался чистый, звонкий голос. Его-то я во сне и принял за соловьиный.
…Ведь ласточка жмется к земле, ахой!
А сокол высоко летает! —
с чувством вывел певец.
Меня поразило, что песня доносится не из-за парусинового полога, где располагался кубрик, а снаружи, со стороны моря.
